Он дал Чеде кожаную сумку с цилиндром из слоновой кости внутри – футляром для свитков. Сумку следовало отнести в лачугу посреди Отмелей – квартала, в котором бедняцкие домишки налезали один на другой, едва давая место узким улочкам.
Чеда не любила Отмели и всегда старалась выбраться оттуда побыстрее. Впрочем, Отмели никто не любил, включая их жителей, – место это недоброе. Дверь ей открыла старуха, сморщенная, будто ее сушили на солнце с заложения Шарахая, беззубая и мрачная. Едва впустив Чеду на порог, она протянула костлявую руку, цапнула сумку и вытолкала посланницу обратно. Вот так просто. Как и обещал Осман.
В подобных обменах нет ничего необычного для Янтарного города. Всегда находятся люди, не желающие вести торговлю или говорить о делах открыто, опасаясь всевидящих владык – и особенно Короля Шепотов, который, по легенде, слышит каждое слово, касающееся его братьев.
Мужчины и женщины, борющиеся за власть, не настолько наивны, чтобы играть в свои игры при свете дня, поэтому нанимают посредников вроде Османа, которые доносят до союзников и врагов условия, приказы, а то и определенные суммы. Это помогает оставаться в тени, не привлекая внимания Королей, Дев и, что важнее всего, налоговых сборщиков. Лишние деньги лучше отдавать, например, Осману – небольшая цена за возможность развернуться в Шарахае. Риск стоит того – секретность и анонимность подчас важнее денег: даже если Серебряные копья или Девы перехватят шкатулку, без ключа письмо не расшифровать, а посланника-тень допрашивать бесполезно – им ничего не рассказывают.
Даже Осман ради своей безопасности и защиты заказчиков предпочитает не знать, что доставляют его люди.
Покинув хижину, Чеда отошла на приличное расстояние и скользнула за угол четырехэтажного доходного дома, одного из немногих в Отмелях. Дом был забит до отказа: в комнатушках теснилось по дюжине человек, а то и по две, зато его унылые стены отлично подходили для того, чтобы незаметно забраться на крышу, а с крыши открывался обзор на ту самую лачугу.
За слежку тоже платили хорошо, но Чеда не потому работала на Османа. Ей нравилось знать, чем живет Шарахай, кто с кем связан. Однажды эти знания могли пригодиться.
Через час на улице показались двое мужчин и женщина. На поясах – изогнутые шамширы в кожаных ножнах, светлые таубы и головные уборы сливаются со стенами глинобитных домишек, покрывала колышутся, пряча лица.
Вот троица вошла в хижину и тут же вышла. На плече у женщины висела знакомая кожаная сумка.
Позволив этим людям отойти подальше, Чеда спрыгнула с крыши и тихо двинулась за ними через Отмели, вдоль Колодца, до самого Алого Полумесяца – квартала, примыкавшего к западной гавани, самой маленькой и захудалой из четырех.
Стоило троице зайти в переулок, как Чеда нырнула в покосившийся дверной проем. Женщина обернулась, пристально вглядываясь в тени – значит, доставляет послания не в первый раз.
Не заметив ничего подозрительного, она вместе со спутниками направилась дальше. Чеда дала им фору, зная, что чем ближе к цели, тем осторожнее они будут, и у входа в переулок остановилась, якобы стряхивая что-то с плеча.
Женщина исчезла, но ее телохранители несли караул у островерхой арки дворика шагах в двадцати. Идти на них в лоб было бы глупо, Чеда знала другой путь.
Она спустилась по улице до старинных бань, возведенных когда-то для караван-сарая. Караван-сарай снесли при строительстве западной гавани, но бани остались: по четным дням они обслуживали женщин, по нечетным – мужчин, и, слава Тулатан, сегодня был женский день.
Скучающий за стойкой мальчишка в голубом кафтане сказал:
– Вода уже остыла.
– Ничего. – Чеда положила на блюдце два медных кета. Мальчик пожал плечами, бросил монеты в окованный железом сундучок и выдал Чеде хлопковую простыню.
– Мыло? Пемзу? – спросил он, махнув в сторону полок с банными принадлежностями, шедшими за отдельную плату. Чеда покачала головой и направилась во внутренний дворик.
Четыре женщины и маленькая девочка как раз выходили из бани, смеясь и болтая. Чеда якобы пошла к дверям, но в последний момент завернула за украшенный резьбой угол.
Девочка удивленно обернулась к ней, ветер взметнул ее длинные мокрые волосы. Чеда заговорщицки прижала палец к губам и нырнула в тупичок между баней и внешней стеной.
Проем между двумя шершавыми каменными стенами был достаточно узок, чтобы подняться, упираясь руками и ногами. Медленно, очень медленно Чеда вскарабкалась наверх и, ухватившись за край крыши, подтянулась.