– Ничего я не боюсь, просто думаю о других, – ответила классическая музыка. – Есть такое правило: поступай по отношению к другим так, как хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе.
– Да ты просто слабачка, – парировала популярная музыка. – Смотри, что я с людьми делаю: заставляю их дергаться под свой ритм, заставляю их слышать только меня, а не свои мысли, я их собираю в огромные стада и гоню, куда мне вздумается…
– Ну, это ты загнула, милая поп, – совершенно не по-интеллигентному оборвала популярную музыку классическая. – Ты гонишь людей лишь туда, куда мне вздумается, поскольку та публика, которая управляет этим миром, прислушивается именно ко мне, к моему тихому голосу, а твоя задача оболванивать и околдовывать ту низшую часть общества, которой надлежит себя хорошо чувствовать, находясь внизу. По сути, это я тебе разрешаю безнаказанно орать по ночам, не давая спать окружающим, чтобы и из них выбить не нужные мне мысли. Чем больше люди слушают тебя, тем меньше у них будет сил и желания слушать меня, а не слушая меня, они никогда не смогут претендовать на управление этим обществом, а значит, снизят претензии и конкуренцию. Власть над управлением всегда пролагает дорогу тихо, в отличие от хулигана и пропагандиста.
Мораль этой притчи созвучна народной мудрости, заключенной в словах «молчание – золото», но имеет свою особенность, заключающуюся в том, что настоящее золото создается в классической тихой кулуарной обстановке, которую подавляющее большинство не приемлет из-за так называемого «недостатка времени» и кажущейся скуки.
Сентябрьские притчи
Об обоюдовыгодном расставании
Один бобр плыл по реке на бревенчатом плоту. Было ему хорошо и привольно, ходил он вечно в сухом, в то время как плот мок и набирался влаги. Однажды плот стал понемногу тонуть, и бобр кое-где замочил лапки.
– Плохой ты плот, – сказал бобр. – Нет с тобой мне покоя. Раньше ты был любезнее, а сейчас несешь одни неприятности.
– Я тебе служил как мог, и сейчас служу как могу, – ответил плот. – Просто раньше я был моложе, а сейчас меня все сильнее тянет ко дну. Будь снисходительнее.
– От тебя требуется быть плотом, создавать комфортные мне условия, – ответил бобр. – Твои проблемы меня не интересуют, справляйся с ними сам. Ты же не полагал, надеюсь, что будешь жить вечно?
– Нет, – ответил плот. – Я о таком не думал, но надеялся, что ты поможешь мне в трудную минуту.
– Я тебе ни папа, ни мама, – ответил бобр. – Я всего лишь пассажир, если ты будешь тонуть, я найду другой плот или сойду на берег.
Плот подумал-подумал, взбрыкнулся на каком-то водовороте, или случайной волне и сбросил бобра в воду. Веса на нем поубавилось, стало меньше тени, плот высох и поплыл дальше. Да и бобр оказался не в проигрыше. Он вылез на берег, забыл о плоте и занялся делом, для которого и был рожден, то есть принялся строить плотину.
Мораль: жизнь такова, что тот, на ком вечно ездят, сгинет с поверхности раньше срока, а тот, кто ездит, и не поблагодарит…
О страхе перед смертью
Жило-было бессмертное чудовище, питавшееся людьми. Вечно богатыри, да и рядовые граждане, уходили на борьбу с ним и не возвращались. Трус, в общем-то, не выделялся среди остальных, но когда стала приближаться его очередь воевать с чудовищем, воевать без надежды на успех, поскольку победить чудовище было нельзя, Трус принялся покупать доспехи и амуницию.
– Как бы тщательно ты не готовился, это не повлияет на исход твоей встречи с чудовищем, – говорили Трусу.
– В борьбе с чудовищем главным является вера в успех, – говорили Трусу. – С этой верой ты должен вступить в финальную схватку, и это будет хорошо.
Трус выслушивал советы, но действовал по-своему, ровно до того момента, пока не осознал со всей очевидностью, что после борьбы с чудовищем никто не возвращался, даже те, кто был готов к схватке лучше него, Труса. И уже некоторые его знакомые сгинули там, за свинцовыми дверями, где обитало чудовище. Как вера в успех может помочь в столь обреченном мероприятии?
В конце концов Трус не выдержал и, пока никто не видит, сбежал через задние свинцовые двери к выходу из царства чудовища, как ему думалось. Там он нашел новое помещение, где властвовали одиночество и пустота. Трус, думая, что спасся, прислушался всеми чувствами и услышал, как чудовище бродит и здесь. Трус опять бросился бежать.
Трус открыл немало дверей, ведущих в пустынные серые помещения, и нашел укромное место, где его не нашел бы ни один человек. Однако чудовище не было человеком. Для него не существовало ни дверей, ни стен, ни укромных мест, оно было всепроникающе и непобедимо. Оно нашло Труса и видом своим ознаменовало наступление последнего мига его жизни. И в этот миг, когда Трус осознал, что отступать более некуда и терять более нечего, он перестал быть Трусом и пошел на чудовище…