— Нет.
Затем старик задал единственный вопрос:
— Для чего вы это расследуете? Человека не вернешь, прошло десять лет. Сын Гиви окончил школу.
— Тот москвич замешан в других убийствах. Он убивал после и даже совсем сейчас.
— Да, — сказал старик, — значит, тогда там были очень невнимательные люди. Неопытные люди. Легкомысленные люди.
Этот вывод следовало считать заключительным словом. Мы вышли. Пока спускались на первый этаж — молчали. Я не вытерпел в подъезде:
— Сомнений нет!
Сашка сидел в машине. Даня окликнула, но он не шевельнулся.
— Он спит, что ли?
Бывают такие сумасшедшие минуты.
Несколько секунд (очень долгих) я не сомневался, что Сашка убит. Я «застал себя», выйдя из транса, с пистолетом в правой руке и револьвером в левой, скачущим по чужому тихому двору «по-македонски» в полной уверенности, что сейчас по нас начнут палить из-за всех углов. Даня «схлопнувшимся» тараканом юркнула под машину. В завершение жуткой картины к нам присоединился Сашка с обрезом.
Опять здорово кому-то повезло, что не вышли, не высунулись, вовремя ушли на работу, в детский сад или, скажем, в бар на Ленинский проспект.
— Ну у вас и нервы! Я же просто задремал!
— Молодец, что задремал. Я, например, за последние тридцать два часа спал максимум три часа. Даня — часов шесть.
— Может, отложим? Выспитесь?
— Нет уж, Сашок! Я, например, сегодня домой уже боюсь звонить. Идет разрушение моей семьи! Откладывать некуда. Пока мы в куче, пока с транспортом. И ты посмотри, как все проясняется. В Гаграх был Борис, Борис убил Гиви! Борис не дремал и в те годы. Я помню, что в Гешкиной тетрадке дата смерти в автокатастрофе Ирки Пархоменко совпадала — год как минимум — с годом, когда погиб Гиви! Это укладывается в патогенез! В процесс!
— Процесс пошел? А что за процесс?
— Потом, сегодня все докажу! Убивал Борис, мост рушил Борис, киллера нанимал Борис. Я это докажу через два часа. Но за первый час…
Дело в том, что, роясь в карманах в квартире абхазов, я обнаружил вдруг нечто несминаемое… паспорт Скокова. Значит, в угаре ночи я вернул в карманы обезглавленному не все документы.
— Вот чем будем заниматься в ближайший час! У меня паспорт киллера! С адресом!
Сашка искоса глянул на фотографию:
— Да у этого наверняка на дому менты сидят. Тоже сведения собирают. Где живет?
— Да… смотри, рядом! От Калужской площади направо свернуть. На Мытной. В начале вроде.
— Когда ты утром ментам звонил?
— Было около шести часов.
— Значит, менты у Смуровых часов в семь-то уж были. Считай, часов в восемь-девять — у Скоковых. Уж сейчас-то они взяли, что им надо. В общем, может, ты прав. Какой им смысл там засаду делать?
— Это уж вроде никакой логики.
— Ладно. Рискнем. Пустим Даню первой — мол, адресом ошиблась.
Сашка порылся в бардачке:
— Вот! Красная корочка и внутри бабий портрет. Нет, Даня, не похожа и старше… сейчас попробую.
Он извлек из бардачка карандаш, фломастер, бритвенное лезвие.
— А чье удостоверение? — спросил я.
— Да я не знаю. Случайно нашел. Удостоверение инспектора рыбного хозяйства. Кто-то по пьянке обронил. Бабы теперь тоже пьют. Слово «инспектор» четкое, а остальное я сейчас… я все ж художник. Ну-ка, Даня, сядь анфас. Сиди.
Он что-то соскребал и орудовал карандашом, хватая эти мелкие и легкие предметы с сиденья и отбрасывая тут же, Даня сидела как в фотоателье.
Мы по-прежнему были в этом пустом чужом дворе, и только какая-то бабуся смотрела на нас осуждающе со своей скамейки, скрестив руки на груди и склонив к плечу голову, словно вопрошая: ну и что дальше отчебучите, хулиганье? А мы вовсе — банда!
— Все! Прошу, инспектор уголовного розыска!
— Надо же! — восхитилась Даня. — Красивее чем в жизни!
— На то и художники! Мы являем скрытую красоту!
Я тоже посмотрел. Похожа. Если не вглядываться, то ретушь малозаметна. Метров с полутора, если раскрыть и показать, то — Даня. И слово «инспектор» очень четко видно.
— А мент меня с такой ксивой посадит надолго, — сказала Даня.
— А надо, чтобы их там не было. Только удрученные гибелью кормильца родственники.
— А они есть?
— У кавказца-то?! Полно застанешь! Что спрашивать, знаешь.
Мы уже ехали.
— Что спрашивать — знаю, — сказала Даня.
Мы с Сашкой остались в машине за углом и сидели тихо, говорили почему-то чуть не шепотом. Ни о чем существенном. Курили.
И этот двор был еще пуст. В песочнице сидел пацан с экскаватором. Уже тепло одетый пацан. Август. Конец лета.
— Заправиться надо, — решил Сашка.
— Сейчас?
— Да нет. Когда Даня придет. Нам еще ведь ездить и ездить.
— Когда Даня придет, — повторил я. Конечно. Вместо Дани из-за угла могли выскочить ребятки в форме и прервать наше дивное путешествие. А может, это и было правильно. Потому что, я был уверен, новых убийств не будет.
Подошла Даня. Влезла в машину.
— Стразу трогаем? Бежим?
— Нет. Там нет ментов. И я все узнала.
— Кто маньяк?! — спросил Сашка. Я не спрашивал, потому что давно знал.
— Они не знают. Там его сестра и младший брат. Остальные поехали в морг на опознание…
— Без лица? На опознание? Ну и что?
— Рассказали, потому что при них был допрос, что кто-то, Скоков не сказал кто, дал ему поручение отнести посылки по шести адресам в один день. И он обещал на том заработать пять лимонов. Три Скоков получил авансом. И вчера утром он ушел со здоровой хозяйственной сумкой, где были эти шесть коробок. Больше они его не видели.
— Почему-то он положил тебе две, а Снежневских и Чацкой ни одной, — я тут подумал, что о судьбе Чацкой я просто не знаю.
— И они мне дали список даже. Копию. Вот.
Да, все мы тут. Яблокова, Чацкая, Даня,
Снежневских, Полубелова и я. Если он шел по адресам в том порядке, как они записаны, то начал он действительно с меня, но затем шел адрес Чацкой, а получила две посылки Даня.
— Он не пошел к Чацкой, — сказал я, — вернее, он в вестибюле уже понял, что те гвардейцы его не примут. Там у них качки дежурят. Так он Дане две сунул. Одну — под дверь. Мощную. В это время он, кажется, не мог знать, что Смуров убит. Но халтурил. Потом идет Яблокова, ей ночью соседка принесла. Потом — Полубелова. Вот здесь он понял, что носит, слышал взрыв, в «известиях» узнал о взрывах на Плющихе и у Полубеловой. И к Снежневских не пошел. Выходит, у него одна неизрасходованная мина осталась?
— Может, это она и башку ему оторвала? — спросил Сашка.
— Кто ее знает. У меня-то было впечатление, что сам сейф был заминирован. Это теперь пусть баллистики думают.
— И у меня такое же впечатление, — сказала Даня важно, — я первая на Скокове сидела. Он был холодный.
— Приятные впечатления, — решил Сашка, — а мне кто прислал мину? Выходит, сам маньяк?
— Да, — уверенно решил я, — тебе мину, отраву — Левке. Сам. И Худур — сам взорвал. Он менял тактику, между прочим. Даже сейчас. Уже почти все поняв, я не все знаю о деталях. С Худур — сложная история. Очень стереотипно, по шаблону сделаны все эти мины. С Худур же как-то все иначе. Дистанционный взрыватель? Он менял тактику по бредовым мотивам, между прочим, тут не везде можно полагаться на нормальную логику. И в случае с соседкой по даче. Пожалуй, я сейчас позвоню.
Я набрал номер Чацкой по аппарату Смуровых (краденому).
— Вас слушают.
— Иру, пожалуйста.
— Кто спрашивает?
— Знакомый. Андрей.
— Одну минуту…
Я отключил телефон:
— Секут. У нее менты. Она вчера меня пыталась сдать ментам, я ей подушку прострелил.
— Это ты «по фене»? — спросил Сашка. — В смысле брюхо?
— Нет, подушку. И отнял пушку. Вот эту. Да нет, я уверен, что она жива. Сейчас…