Ну все, ни слова больше.
(Хотя можно еще заикнуться о совершенно ином, удивительно-эзотерическом бизнесе: о цвете папоротника, собирании обломков метеоритов, отлавливании привидений и отмывании крови со старинных драгоценностей. Ведь существуют две равноправных версии молниеносного восхождения Ылька на имущественные и финансовые вершины. В соответствии с одной он, тогда еще грязь из-под ногтей, вовремя сыграл на инфляции и, вложив свои первые пятьдесят сребреников в дребезжащую пакистанскую стереосистему, открыл платную дискотеку в Чертополе. В соответствии с другой он, генеалогически единственный непосредственный потомок влиятельного опрышковского[18] рода, сподобился посвящения в тайну местонахождения крупнейшего в Восточных Карпатах клада, из которого и черпает полными пригоршнями, не отказывая себе и своей стране ни в чем.)
Ну и как же мне теперь явить его, после всего сказанного, как он должен наконец выйти к своим гостям — этот жлоб, рагуль, бультерьер, мордоворот, жужик, весь в цепурах и телефонах? С его толстыми короткими пальцами, с лысою балдою, кожаным затылком и немеряным, задом? И что, пусть мелет всякие глупости типа приветствия, пусть несет всяческую мениппову трахомудию, а то еще лучше: пусть прочтет все это с бумажки, смешно спотыкаясь на знаках и буквах — про героев бизнеса, героев культуры, барабаны Страдивари, фуё-муё, пусть перейдет со всеми на ты, пусть фамильярно назовет всех мужиков (с довоенным профессором Доктором вкупе) братанами, а всех пацанок, просто никак, ну чиста ваще, не называет? Но тогда это не он, это не мой герой.
Или, может быть, пусть прикинется мажором и комсюком, общественно активным и вечно моложавым, с волосами на пробор и сбитым набекрень галстуком, пусть ослепит всех своим провинциальным лоском, пусть замусорит эфир нестерпимыми для нормального человеческого уха формулировками типа многоуважаемые деятели культуры, дорогие друзья, в эту непростую для нашей молодой государственности экономическую минуту… мы, отечественные предприниматели-товаропроизводители… согреем вас теплом заботы… карпатского гостеприимства… сибирского долголетия… творческого подъема… припадите к истокам… счастья и радости… фуё-муё… ванна и туалет… завтраки и обеды… многая лета?..
Но и это не он, прошу прощения.
А между тем следовало бы пойти от противного — и пусть он окажется каким-то бледным до прозрачности болезненным подростком, очкариком с комплексами школьного отличника-вундеркинда, злым компьютерным гением, виртуозом-хакером, астматиком в инвалидном кресле-каталке, забрызганным зеленой слюной маньяком-изобретателем или злым цирковым лилипутом с бородой по колено! Или пусть окажется женщиной, дамой, шлюхой, ведьмой, престарелой крючконосой курвой, способной превращаться в чудесно-обольстительную панночку, а та в волчицу, ворону, змею, мечту?
Вариантов бесчисленное множество, но ничего этого не будет, ибо Варцабыч Ылько, собственник и спонсор, не выйдет, не появится, не осчастливит, и посему, так же неловко потоптавшись на веранде, или то бишь в гостиной, а может и в каминном зале, вся восьмерка наконец-то расползется по отведенным им этажам и комнатам, оставив назавтра процедуру знакомства, сближения и всяческие топографические заботы.
3
Дом, куда их всех доставили этой ночью, с недавних пор назывался «Корчма „Луна“» — именно так, с асимметричными кавычками посередине, это писалось. Разумеется, здесь невозможно обойтись без предыстории, и даже целых трех предысторий, каждая из которых требует особенно пристального рассмотрения.
Все начинается безнадежно спазматической атакой серых, завшивленных пехотинцев, получивших приказ во что бы то ни стало сбросить противника с хребта и установить контроль над стратегически важной полониной[19] Дзындзул. Это, кажется, 1915 год, когда в каждой разработанной в верхах боевой операции присутствует ощутимый привкус авантюризма и беспомощности. Именно по этой причине почти все они погибают на подступах к вражеским позициям, методически расстреливаемые сверху шрапнелью, а их тела нелепо катятся вниз по склонам полонины. Именно там, в липкой от крови траве, лежит, уже проваливаясь в коридоры тьмы и нехорошо позевывая, один из них — сероглазый доброволец с неоконченным университетским образованием. Последним атеистическим видением в его постепенно стекленеющих глазах предстает, помимо разодранного в клочья неба, фигура Ангела Циклонов — того, что сгоняет в кучу и снова разгоняет облака над этим проклятым местом. Правда, сероглазый пехотинец уже не видит, провалившись в пустоту, как эта сотканная из эфира фигура в конце концов склоняется над ним.
18
Опрышки — неуловимые разбойники, народные мстители, действовавшие в XVI — начале XIX вв. в Карпатах, в сопредельных районах разных стран.
19
Полонина — безлесый участок верхнего пояса Украинских Карпат, используемый для сенокоса и выпаса скота.