Выбрать главу

Рома опять-таки обхватила голову руками. В такие минуты она чуть-чуть гордилась своим мужем, но не выказывала этого.

— Сейчас перемкнет, — сказала она.

Но Артур Пепа так не считал. Несколько раз глубоко втянув воздух и сосредоточенно прислушиваясь к расползанию ореховой теплоты внутри, он потребовал «считайте вслух, девчонки!», после чего вполне ловко крутанул сальто и встал на руки. И только когда обе девчонки дружно сбились со счета, перевалив за седьмой десяток, Артур Пепа вернулся в надлежащее положение, снова встав на ноги. Это был его триумф — Лиля и Марлена били браво и пищали, Ярчик Волшебник барабанил ладонями по столу, и пани Рома наконец перестала хвататься руками за голову. Она только глядела на него — и больше ничего.

А Карл-Йозеф лишь теперь осознал, что обязан сейчас же повторить все точно так же, иначе потерпит поражение. Только теперь до него дошло, что это был вызов, на который не ответить нельзя. Затворенный в своей глухой войлочной камере, он заметался, забарахтался — и взял в руку второй полный стакан.

— Aber du sollst das nicht, Karl! — попыталась остановить его женщина, ради которой все и свершалось. — Sei kluger, du bist doch kein Idiot, Karl![89]

Но он не послушался и снял очки, а потом, уменьшенный до размеров своей смущенной ухмылки, с какой-то там тридцать третьей попытки все-таки установил стакан на согнутой руке. «Разве я никогда в жизни не пил из таких стаканов?» — уверил себя и потянулся зубами к жгуче-скользкому краю. Уже на втором глотке, когда слово «Цумбруннен» стало значить не больше, чем «язык, небо, горло», его пронзило догадкой: «Этой ночью я умру в Украине от водки». Потому, не желая погибать раньше времени, его тело взбунтовалось, заблокировало самоубийственное вливание, вытолкнуло остатки едкой смеси назад, при этом на глаза навернулись слезы, а челюсти ослабли и разомкнулись, — а едва ли на треть опорожненный стакан выскользнул в глухо-войлочное пространство, и там — о диво — вдребезги разбился на полу. Запахло спиртом и орехами, и только какая-то из подруг глуповато хихикнула, а затем наступила тишина, и в этой тишине Карлу-Йозефу подумалось, что вставать на руки уже нет никакого смысла.

Ему сделалось еще более одиноко. Где-то там, за пределами мешка, в который он был упакован с головой, брели, спотыкаясь друг на друге, их горловые голоса («горiлка не грiх на горiхах загiркла горiхка з горiлiв») — все за исключением одного, ибо только ее голоса там не было: она молчала. А Карл-Йозеф не имел сил на нее взглянуть.

— Блядь! — сказал Карл-Йозеф и выпрямился над столом. — Я иду. Я покупай. Noch eine Flasche[90]. Вотка тебе!

И он ткнул пальцем перед собой — туда, где должен был сидеть Артур Пепа, но там лишь шевельнулось какое-то большое пятно мутно-орехового цвета.

— Нормальный ход! — послышался голос Артура со стороны пятна, хотя Карл-Йозеф не знал, как это понимать. То есть он понимал оба этих слова, но какого-либо смыслового единства из них не складывалось. Так бывало не раз в этой стране.

Тем не менее он попал на веранду, где нестерпимо долго искал выключатель, а потом, не найдя, в сгущающейся темени, — еще нестерпимее и еще дольше — свою куртку и саламандровые туфли. Зачем-то их всех тоже понесло за ним на веранду — и Рома была среди них, и пока Карл-Йозеф нестерпимо медленно завязывал свои саламандровые шнурки, они что-то нестерпимо бойко обсуждали, это было ужасное препирательство, ужасное потому, что он и вправду уже ничего из него не мог понять («в таком состоянии? самого? а кто из нас проиграл? тогда я с ним!») — ничего, за исключением бесконечное количество раз повторенного словосочетания «13-й километр», но он и без них знал, что на свете есть такое место — 13-й километр — сейчас оно было отмечено на всех секретных картах Цумбруннена, потому что только там, на 13-м километре, всегда продается ореховая вотка, как и всякая иная.

Словом, он каким-то чудом справился с замком-молнией на куртке, а потом еще и со всеми тремя дверными замками, и выпустил самого себя навстречу дороге, по которой уже однажды ходил. До полной темноты оставался почти час — время, достаточное, чтобы спуститься с полонины и пройти через лес.

— Как хотите! — воскликнула Рома Вороныч, хватая и себе первую попавшуюся куртку с вешалки и выскакивая вдогонку. Хоть бы и так, думала она, хоть бы и так, и побежала следом по тому же склону вниз, а оно все отзывалось в ней настырным новоиспеченным тюркизмом: хотьбыитак, хотьбыитак, хотьбыитак…

вернуться

89

Не стоит тебе этого делать, Карл. Будь умнее этого идиота, Карл (нем.).

вернуться

90

Отвечаю бутылкой (нем.).