На другой день Толя смастерил фанерную подставочку, на которую можно было бы ставить книгу. Володя Моруженко ему помогал. Потом они проверили, как все будет: Володя лег, а Толя поставил ему на грудь подставку. Она была легкая, нигде не давила, стояла прочно. Книга на ней умещалась удобно и не падала. Плоская деревянная палочка служила закладкой, а кроме того, с ее помощью можно было переворачивать страницы.
— Какую книгу ему понести? Может, про Павку Корчагина? — спросил Толя Володю.
— Нет! Лучше другую. А то подумает, что ты намекаешь — вот, мол, какие бывают герои. А он, может, не герой! И ему будет обидно.
Выбрали «Капитанскую дочку».
Толя до сих пор помнит, что было, когда он пришел к Панасу с книгой и подставкой.
— Да что ты за парень такой! — повторял Зоря.
Подставка с книгой стояла у него на груди. В сухие скрюченные пальцы Толя вложил палочку. Панас перевернул первую страницу, потом наугад какой-то листок в середине книги, в конце. Теперь он улыбался не только губами — всем лицом, Улыбались его глаза. И уже не говорил Панас, как прошлый раз: «Спасибо, ступай». Он сказал:
— Посиди, — и добавил: — Ну, теперь я скоротаю время! А то ждать невмоготу было. Я, знаешь, написал в Москву, профессору. Он лечит мою болезнь. Есть такие, которых он вылечил. Не больно я верю… Ну а вдруг? Если мне остаться, как сейчас, так уж лучше опять в прорубь. Да навсегда!
И он рассказал, как жил мальчишкой на Урале и как однажды зимой искупался в проруби.
— Спасал кого? — быстро спросил Толя.
Нет, никого не спасал. Он ехал на санях по реке, и лед под лошадью подломился. Он оказался в воде, и его едва вытащили. Он с тех пор стал сильно болеть. Сначала скрючило ноги, потом заболели спина, руки. Мать перевезла его к себе на родину, на Украину, в тепло. Но и украинское тепло не помогло. Вот уже пять лет он мается по больницам. Лечат, лечат, а толку пока не видно. Год назад умерла мать. С тех пор он совсем один. Еще при жизни матери было написано письмо в Москву. Где оно бродит, то письмо? Он послал вдогонку еще два. Пока молчат, не отвечают.
— Спасибо, что стал ходить ко мне. Когда еще придешь?
Толя ходил к Панасу два раза в неделю, иногда приводил с собой Володю Моруженко. Однажды Володя на потеху всей палате принес ручного зайца, другой раз — ежа. Обитатели палаты менялись: одни выписывались, на их место приходили новые, а Панас все лежал и лежал. Наступила осень. И вдруг из Артемовска приехал доктор: велено взять больного Зорю в районную больницу, туда за ним пришлют медицинскую сестру из области. Так распорядились из Москвы.
Толя проводил своего друга до Артемовска, ему позволили сесть в санитарную машину, и они во весь дух неслись по широкой пыльной дороге…
И вот неожиданно на урок украинского языка в шестой класс пришел заведующий учебной частью вместе с председателем совета дружины Васей Носаковым и сказал, что хочет прочесть письмо, которое пришло на имя школы из одной московской больницы. Это писал Зоря. Он сообщал директору, завучу, всем учителям и ребятам о том, какой хороший парень Толя Цыганенко. Как он за ним, больным, ухаживал, как заботился и скрашивал его одиночество.
Толя слушал, не зная, куда девать глаза. Все, что было так просто и хорошо, все, что он любил вспоминать, — и как Зоря был рад подставке для книг, и как смеялся, увидев Володиного толстого зайца, и как прощался с ним, Толей, в артемовской больнице и повторял: «Не забывай, пиши», — вдруг все это стало нестерпимо вспоминать. Зачем они все это читают? И кому до этого дело?
Все было, как в лучших Толиных мечтах — когда прочитали письмо, председатель совета дружины Вася Носаков сказал:
— Вот как поступают настоящие пионеры! Всем нам надо брать с Толи пример!
И, услышав это, Толя вскочил и бросился к двери.
— Куда ты? — Вася схватил его за руку.
Толя вырвался и с криком:
— А ну вас всех! — выскочил из класса…
— Ладно, — сказал Вася, — берем Толю Цыганенко! А еще, по-моему, надо Толю Погребняка.
— Так ведь если Толю, значит, и Нину. Их водой не разольешь! — ответил Толя Прокопенко.
— Девчонку? — вспыхнул Борис. — Ну, нет!
— Она смелая! — сказал Прокопенко.
Но Борис упорно стоял на своем:
— Все равно нельзя! Не такое это дело, чтоб с девчонками связываться.
— Так что ж выходит? Раз Нинку нельзя, значит, и Тольку нельзя? — испугался Володя Лагер.
НИНА И ТОЛЯ ПОГРЕБНЯКИ
Они очень дружили — Нина с Толей. И Толя не стеснялся этой дружбы с сестрой, как не стеснялся всякой женской домашней работы. Он помогал Нине во всем — и посуду мыл, и белье полоскал. А на насмешки попросту не обращал внимания.