— Ничего особенного. Просто в меня стреляли, — ответил Толя.
КЛЯТВА
Вася встал и сказал:
— Пора.
И все поняли, что значит: пора.
Каждый из ребят вынул из-за пазухи или из кармана красный галстук. Каждый завязал его на шее, только одной Лене, самой младшей, галстук завязал командир. Лена стояла прямо и смотрела на Васю во все глаза.
Потом в глубокой, ничем не нарушаемой тишине ребята выстроились и приготовились повторять за Васей слова клятвы…
Володя Лагер никогда не мог думать о чем-нибудь одном. Он всегда думал сразу о многом. Вот и сейчас, стоя в строю, затаив дыхание и думая о клятве, слова которой он сейчас произнесет, он в то же время мысленно видел и другое. Почему-то представились ему новенькие блестящие калоши. Этими калошами они играли в футбол в классе в тот самый день — три года назад, — когда их должны были принимать в пионеры. Володя уже давно выучил назубок Торжественное обещание, явился в школу заранее и в ожидании сбора, найдя в углу новенькие калоши Оли Цыганковой (она получила их в подарок и очень ими гордилась), нацепил их на кончик пальцев ног и подбросил в воздух — сначала одну, потом другую. Одна упала на парту, другая на шкаф с глобусом. Мальчишки бросились к ним и… закипел футбол в два мяча. А Надя Гордиенко сказала: «И как вам не стыдно? В такой день!» И он, Володя, ответил: «А что такого? Все вступают в пионеры и ничего особенного!»
А потом, когда Надя читала обещание срывающимся голосом, бледная от волнения, он не удержался и дернул ее сзади за косу.
Когда пришла Володина очередь давать обещание, он набрал воздуху в легкие и забарабанил. Он решил сказать все обещание единым духом. Но тетя Поля, нянечка, стоявшая неподалеку, неодобрительно посмотрела на него и сказала: «Затарантил!» И, правда, он тарантил, а не давал обещание. Разве он думал тогда о смысле слов: «Я, юный пионер, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…»
Лицо товарищей… Вот они стоят, его товарищи. Лица бледные, строгие. От маленького дрожащего огонька по этим лицам бегут тени, и они кажутся от этого еще строже, еще торжественнее.
Вася вышел вперед и стал читать вполголоса слова клятвы. И каждую фразу повторял за ним хор приглушенных голосов.
— …Буду выполнять все задания, которые мне поручит командир!
— …Буду беречь в секрете всю работу отряда!
— …Буду мстить подлым врагам, которые принесли нам голод и смерть!
— …Если я нарушу эту клятву трусостью или изменой, то пусть мои товарищи осудят меня на смерть. Клянусь, и клятва будет верна!
— Клянусь, и клятва будет верна! — вдруг еще раз повторила Лена. И в ответ ей, перекликаясь, зазвучали голоса ребят все громче и громче:
— Клянусь, и клятва будет верна!
— Клянусь, и клятва будет верна!
Пионеры-подпольщики установили свои законы. «Уважать друг друга, не ссориться между собой, — гласил один из этих законов. — Не говорить ничего худого за спиной товарища, все только прямо в глаза».
На улице им опасно было открыто приветствовать друг друга салютом. Они изобрели другое приветствие: при встрече с товарищем пионер-подпольщик тихо спрашивал его:
— Ты готов?
И слышал знакомый, исполненный в те дни особого смысла ответ:
— Всегда готов!
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Вася резко обернулся: кто это? Кого ему напомнил этот прохожий с котомкой на спине, с палкой в руках?
Глаза синие, пристальный взгляд исподлобья… Быстрая улыбка… Он смотрел вслед прохожему, стараясь понять, где он видел этого человека. И вдруг его осенило: переводчик из Артемовска. Он!
Вася едва не кинулся вдогонку, но тут же вспомнил: тот хромой. А этот идет ровно. Идет не спеша, вольно, почти не опираясь на палку. Нет, не он!
Вася пошел своей дорогой. А почему же он улыбнулся, прохожий? А если узнал, почему не окликнул? Да нет же, не он! И тот был бритый, а у этого борода. Ну, бороду нехитро завести…
«Где-то сейчас хромой переводчик? — думал Вася. — Где дядя Егор? Вот бы кого повидать, вот бы с кем посоветоваться!»
В селе по-прежнему говорили, будто невдалеке действует партизанский отряд, будто в нем есть покровчане — коммунисты, комсомольцы. А что, если и дядя Егор в том отряде? Нет, едва ли! Тогда уж он нашел бы способ дать о себе знать. Эх, дядя Егор, дядя Егор! Хоть бы на одну минуту с тобой увидеться!
Вот они уже выпустили немало листовок, разжились и оружием, патронами. Правда, еще маловато у них этого добра, но все же… Заботятся ребята, как и было условлено, о семьях фронтовиков. Толя Прокопенко каждый день навещает одинокую старуху, мать трех сыновей-фронтовиков, носит ей воду, помогает на огороде. Варя Ковалева хлопочет в соседней хате: там полно детишек, а мать на целый день уходит на поиски — чем бы их накормить. Нелегкая это сейчас задача. Варя то и дело намывает ребятишек, стирает, чинит им штаны, рубашонки, всячески старается их развлечь, развеселить, чтоб меньше об еде вспоминали.