Ну и денек! Трудно сказать, что было в нем самое страшное: рыжий денщик, вернувшийся за пистолетом, или пьяная Ксана, разгуливавшая по улицам под руку с гитлеровскими солдатами. Ребятам казалось, что и то и другое они видели во сне.
Однако если рыжий до поры до времени ничем о себе не напоминал, то Ксану они видели почти каждый день, так как она не упускала случая появиться на улице то в новой кофте, то в новом цветастом платке.
Люди проходили мимо Ксаниного дома, ускоряя шаг, боясь, как бы она не вступила с ними в разговор.
Между тем Ксана, казалось, ждала лишь случая, чтобы перемолвиться словом и похвастать обновками. Не раз она заискивающе окликала кого-нибудь из своих бывших подруг, а как-то явилась к Погребнякам с банкой немецких консервов.
— Здравствуйте! — сказала она.
Нина и Толя молчали. Ксана села за стол. Хозяева все молчали.
— Толь, открой консервы!
Ей никто не ответил. Она встала и ушла.
Однажды Надя увидела, как Ксана подозвала к себе маленького Костика. Мальчик подходил нерешительно, то и дело останавливаясь.
— Иди сюда, иди, Костик, — говорила она ласково. — Не бойся!
От этого «не бойся» Костик, кажется, боялся еще больше, но все-таки шел, потому что Ксана протягивала ему начатую плитку шоколада. Костик не знал, что такое шоколад, но яркая глянцевая обертка и особенно серебряная бумага привлекли его. Он решился и подошел совсем близко.
Надя стояла и смотрела, как он, глядя исподлобья, протягивает руку ладошкой вверх.
— Смотри, какая вкусная конфетка, — громко сказала Ксана и покосилась на Надю. — Кушай себе на здоровье.
Надя молча подошла к Костику, взяла его за руку и повела прочь. Костик не заплакал — удивительный мальчишка, он никогда не плакал! — он покорно пошел, но все время оглядывался. Серьезно и внимательно смотрел он на шоколад, торчавший из яркой глянцевой обертки и серебряной бумаги.
Надя шла и разговаривала с Костиком.
— Она плохая, — говорила Надя, — и конфеты у нее плохие.
Костик вздыхал: очевидно, у него было свое мнение о конфетах. «Что теперь говорить, — было написано на его лице, — когда конфет все равно не дали».
Надя услышала за собою шаги и обернулась. Следом за нею — уже в который раз! — шел сын Тимашука. «Наверно, все видел, — подумала Надя, — надо бы от него уйти».
Она свернула в проулок, и Тимашук тотчас же свернул за ней.
«Видит же, что я его заметила! Что ему надо?» — подумала Надя.
Тимашук все шел за нею.
— Беги домой! — сказала Надя Костику и остановилась, пропуская вперед Тимашука.
Но он остановился рядом с нею. Тогда Надя взяла да побежала. Она бегала легко и быстро, а тут прямо летела. Пусть попробует догонит. К ее удивлению, он бежал за нею, спотыкаясь, задыхаясь и нелепо размахивая руками… Ей показалось даже, что он кричит ей: «Подожди меня!» Что в конце концов он может ей сделать? Надя остановилась. Тимашук подбежал к ней, тяжело дыша. На толстом лице его было отчаяние.
— Погоди, — еле проговорил он.
Надя смотрела на него с отвращением. Он зажмурился, затряс головой и повторил:
— Погоди! Дышать не могу.
— Дыши, — презрительно сказала Надя.
— Я за тобою уже не первый раз бегу… — начал он.
— Бедненький.
Тимашук, раскрасневшийся было от бега, вдруг сильно побледнел и опустил голову.
Раньше ей казалось, что у врага — убийцы и предателя — должно быть какое-то совсем особенное лицо, да и повадки особые, звериные. Теперь она уже привыкла видеть врагов, она знала, что они живут, как все люди, едят, пьют, смеются, могут даже любить своих жен и детей — и все-таки они звери. И потому она спокойно смотрела в лицо сыну Тимашука.
Он почему-то заложил руки за спину и рассматривал свои башмаки.
«Что, стыдно тебе?» — подумала Надя.
— Отец дознался, — вдруг сказал Тимашук.
— Ты это о чем?
— Дознался, что вы сходитесь.
«Неужели все пропало?! — подумала она. — Или это он ловит? Конечно, ловит! Иначе зачем бы ему было все это мне говорить? Ну, на такую удочку ты меня не возьмешь. Однако, что-то они знают, непременно нужно узнать — что».
— Чего-то я тебя не пойму, — сказала она. — Кто с кем сходится?
— Вы с ребятами.
— С какими ребятами?
— Ты мне не веришь, — торопливо продолжал он, — только я тебе правду говорю. Батька вчера узнал, что вы в сарае у Погребняков что-то пишете. Его вызвали в Артемовск. И завтра он вернется…
Гриша все еще задыхался, может быть, теперь уже не от бега, а от волнения.
— …Завтра он придет туда с обыском. Вы уберите там…