Ошеломлённые немцы заметались по берегу реки. Они были уверены, что против них ведёт бой целая батарея, а может, и полк. Танки начали наугад обстреливать ржаное поле, где была замаскирована пушка Николая. А немецкие пехотинцы двинулись в атаку. И снова взрывы, несущие смерть вражеским солдатам, пришедшим на нашу землю.
Только через два с половиной часа фашисты смогли подобраться к одинокой пушке. К этому времени у несколько раз раненного Николая оставалось только три снаряда. Давным-давно мог бы он скрытно отступить и догнать своих — ведь задание он выполнил, противника задержал, насколько смог. Но Сиротинин всё уже решил для себя. Это ржаное поле, примыкавшее к реке, станет его рубежом, дальше которого родной земли для него не будет.
— Рус, сдавайся! — слышал он крики фашистов. — Мы уже знаем, что ты один! Ты храбро сражался, и мы сохраним тебе жизнь!
Кольцо вокруг Николая сжималось. Немецкие офицеры и солдаты подходили медленно, с опаской, держа наизготовку оружие. А старший сержант в последний раз запрокинул голову и посмотрел в синее небо, в котором пели беззаботную песню жаворонки.
— Сдавайся! — услышал он голос с акцентом совсем близко от себя.
И тогда Николай Сиротинин шагнул навстречу врагу с карабином в руках...
Всего 17 июля 1941 года мужественный солдат подбил 11 танков и 7 бронемашин, уничтожил 150 вражеских офицеров и солдат. И долго ещё стояли над телом погибшего Николая потрясённые его храбростью враги.
О подвиге старшего сержанта Н. Сиротинина стало известно далеко не сразу. Только через двадцать лет после войны его посмертно наградили орденом Отечественной войны первой степени, а на месте его героической гибели установили памятник.
СПАСИТЕЛЬ ЗНАМЕНИ
Шёл август 1941 года. На окраине белорусского села Анютино[4] гремел бой. Небольшая группа советских командиров и бойцов пыталась пробиться из окружения к своим.
Но силы были неравны. К вечеру фашисты ворвались в село. В сельсовете разместили комендатуру, вывесили над ней флаг со свастикой, по улицам двинулись вражеские патрули, обшаривая местность лучами фонарей.
А в это время на поле боя появился немолодой крестьянин Дмитрий Тяпин. Его дом стоял на соседней улице, и днём он с волнением следил за неравной схваткой красноармейцев с фашистами. А теперь вышел — якобы прогуляться, а на самом деле проверить: а ну как остался кто из наших живой? Услышат немцы его стон — тут же добьют. Вон вывесили на сельсовете список поступков, за которые положен расстрел. Даже за похороны советского командира или бойца — и то расстрел.
В темноте Тяпин бесшумно обошел поле боя. Но живых не нашёл — все командиры и бойцы в неравной схватке погибли. И вдруг... словно током ударило старого колхозника. В крепко стиснутой окровавленной руке одного из погибших командиров он заметил влажно блеснувший шёлк с золотой бахромой.
— Господи Иисусе, — пробормотал Тяпин. — Неужто знамя?
Проверил — и точно, боевое знамя, снятое с древка! Видать, хотели вынести его из окружения, да не смогли. Так и погибли вместе с ним.
Старый крестьянин оглянулся. Вроде никого. Тогда он подобрал валявшуюся на земле сапёрную лопату и, стараясь действовать как можно тише, начал копать могилу.
Знамя он аккуратно сложил в вещмешок и положил рядом с погибшими. А могилу пометил одному ему понятным знаком. Теперь её никто не найдёт. А придут наши — тогда метка и пригодится. А в том, что наши ещё вернутся, Тяпин нисколько не сомневался.
...Больше двух лет находилось белорусское село Анютино под оккупацией. Всякого натерпелись сельчане от фашистов. Но вот осенью 1943-го советские войска с боями освободили Анютино. В бывшей немецкой комендатуре расположился штаб красноармейского полка. И в первый же день к штабистам пришёл высокий, крепкий старик в старой гимнастёрке, военных брюках и картузе. На него взглянули с удивлёнными улыбками.
— Вы чего тут, дедушка? — спросил часовой.
— Да мне бы командира полка повидать по делу большой важности.
Через несколько минут к старику вышел полковник. А старик чётко бросил ладонь к картузу и молодым голосом доложил:
— Товарищ полковник! Рядовой 8-й роты 301-го пехотного Бобруйского полка старой русской армии Тяпин во время германской оккупации сохранил воинское знамя.