Это одно. А пороховая гарь?
Когда бронепоезд стреляет из пушек — лица у бойцов становятся разрисованными. Будто чёрным карандашом нос обведён. И глаза обведены. И рот. Пороховая гарь набивается в складочки кожи.
Но и это не всё. На бронепоезде чего ни коснись — всё жирное от смазки. Пушки смазаны. Пулемёты смазаны. Снаряды в ящиках — и те смазаны. А про паровоз и говорить нечего: с него даже каплет машинное масло.
Всё вокруг жирное. Бойцу и не уберечься. В первом же бою мы так извозились в смазке, что стали, как тигры, полосатые. Или пятнистые — как жирафы.
Да ещё пооборвались. Бронированный вагон тесный. Вот и натыкаешься на острые железные углы. Трещит одежда!
И смешно вспомнить: нравилось нам ходить оборванными да чумазыми.
Люди останавливаются, шепчутся:
«Это с бронепоезда. Геройские хлопцы!»
А мы в ответ ещё больше прорехи выпячиваем.
Гордимся дырками.
И вот, представьте, какой вышел случай.
Стоим после боя на станции, отдыхаем. Ребята завалились спать — кто возле пушек, кто у пулемётов.
Вдруг поблизости — всадник. Всё на нём ладное — и шинель и ремни. Выбрит. Аккуратно подстриженная тёмная бородка.
— Кто бы это такой?
Разбудили командира.
Глянул он на всадника...
— Да это же Щорс, ребята! Надо встречу устроить! — И велел будить бойцов.
Николай Александрович Щорс — прославленный полководец. Щорса знал на Украине каждый.
И вот он — к нам в гости!
Конечно, мы, бойцы, — кубарем из вагонов. Встали перед бронепоездом в шеренгу.
Командир повернулся к нам:
— Смирно! — Прошагал вперёд — раз, два — и отдал Щорсу рапорт.
Щорс приложил руку к козырьку:
— Здравствуйте, товарищи!
Мы дружно ответили.
Стоим, а Щорс рассматривает нас. До того пристально смотрит, что бойцы даже шевелиться начали, как от щекотки.
— Кого это я вижу, интересно? — Щорс нахмурился. — Неужели советские бойцы? Нет, нет, это какие-то голодранцы на бронепоезде!
Командир стал оправдываться. Мол, на бронепоезде с одеждой беда. Не уберечься. Куда ни повернись — железо.
Щорс слушал с усмешкой.
— Железо, говорите, виновато?
И достаёт из фуражки иголку с ниткой.
— А про это железо вы забыли, товарищ командир?
Повернулся и уехал.
Вот какое получили замечание от самого Щорса! Совестно вспомнить...
Конечно, тут и иголки нашлись на бронепоезде и нитки.
Как взялись ребята портняжничать — живо починили одежду.
Глядим: целая, но грязная — опять нехорошо.
— На речку, ребята, бегом!
И развели мы большую стирку.
Правда, с мылом в ту пору было плоховато. Пошёл по рукам один-единственный на всех обмылок.
Но в ручье песок! А при старании, как говорится, и из песочка можно выжать мыльную пену.
Пока купались — солнышко одежду высушило.
С тех пор оставили мы глупую повадку — ходить чумазыми да оборванцами.
Боец Красной Армии должен быть опрятным — хоть в бою, хоть на отдыхе!
Теперь расскажу, какое у нас на той речке произошло знакомство.
Возвращаемся на бронепоезд, идём берегом. Подбираем плоские камешки и — швырк, швырк! — на воду.
Вдруг туда же в воду — бултых какая-то девчонка.
Прямо в одежде.
Вынырнула, вскрикнула — и тут потянуло её течением на тёмную глубину. Только коса с бантиком на поверхности. Но вот уже и бантик скрылся.
— Утонет! Спасай, ребята!
Я — сапоги долой и в воду. На Неве вырос, никакой глубины не боюсь.
Но и кроме меня нашлись умелые пловцы, так что не разобрать, кто из нас вытащил девчонку из омута.
Откачали её, привели в чувство — и призналась она, что топиться пришла.
Конечно, в слёзы.
И бантик свой кусает. Мокрый он, не развязать — так она зубами.
Ребята рассердились:
— Да обожди ты с бантиком, дурёха! Выкладывай, что случилось.
И рассказала девчонка про своё горе.
Сирота она — ни отца, ни матери. Живёт у дяди, деревенского лавочника. Человек он злой и скупой. Пасла она лавочниковых свиней, пряталась по оврагам, где не стреляют, да и не заметила, что отошла далеко от дому. А тут — дубрава. Свиньи, понятно, накинулись на жёлуди: это для них первое лакомство! Разбрелись по лесу.
Кличет девчонка, кличет — не собрать стада. А беду накликала. Голос её привлёк белогвардейских солдат, и угнали они свиней к себе на кухню.