— А ты, — говорю, — Алёша, не потешайся над товарищем. Знаешь, так объясни.
— Конечно, знаю. Депутат у нас — избранник народа. Поэтому к нему может каждый-каждый прийти, и он должен о каждом позаботиться. Вот как! А не то что...
Саша подумал и сказал:
— Всё равно уже не те руки у Русакова. При такой должности изнежились. Нечего и глядеть.
Тут Алёша — вот вьюн! — под мышку мне — и к газете. Уткнулся в напечатанное и дочитал раньше меня:
— «...Депутат Русаков, рабочий завода «Электросила». — Таким же винтом — обратно: — Русаков — рабочий! С «Электросилы». Ударник коммунистического труда!.. Понял?
Кончилось тем, что оба запросились на завод.
— Деда, это можно? Пожалуйста!
Дверь. За дверью — аквариум.
А какие рыбки нарядные!
— Смотрите, смотрите, у этой хвост как из кружева!
А сама с брюшка розовая, а со спинки — красно-золотистая... у нас и в детском саду такой не было!
Чёрные рыбки, жёлтые, зеленоватые или совсем прозрачные так и шныряют весёлыми стайками.
Забавляясь аквариумом, ребята словно забыли, где мы находимся.
— Ну, теперь на завод пойдём, — сказал Алёша.— Ты же обещал.
— А мы, — говорю, — уже пришли. Ведь только что вам вывеску показывал над воротами: «Электросила». Ай-яй, повнимательнее надо, ребята. Ведь мы на заводе.
— На заво-оде?.. — протянул Саша, делая большие глаза. — Но ведь на заводах дымно и...
— И грязно, хотел ты сказать?.. Но это было когда-то. А сейчас — посмотри хотя бы на пол здесь, в цехе.
Саша глянул вниз перед собой и покраснел: на вымытом чистом полу стоит мальчик в грязных башмаках, поленился дома взять сапожную щётку.
Теперь он старается спрятать ногу за ногу.
Я делаю вид, что не замечаю, как ему стыдно. Зачем обижать? Он и сам не рад своей оплошности.
Беру мальчиков за руки.
— Теперь, — говорю, — идёмте к Русакову.
Мы шагаем по цеху.
Слышится мерное постукивание, шелест, гудение... Звуки всё отчётливее: мы приближаемся к станкам.
Мальчики рвутся вперёд, но я придерживаю их за руки.
— Осмотритесь, — говорю, — вы же в первый раз на заводе. А то бегом, бегом — ничего и не запомните.
Остановились.
Объясняю ребятам, какие перед нами станки. Вот этот, длинный и низкий, — токарный; этот — у него будто воротца над корпусом — строгальный. Тот — в виде башенки — фрезерный. А подальше — сверловочный...
— А они красивые... — говорит Алёша, склонив голову набок и прищуриваясь на корпуса станков. — Немножко зеленоватые, немножко голубоватые, немножко желтоватые...
Подсказываю:
— Это салатный цвет.
И объясняю, что красить так станки посоветовали наши учёные. Рабочим понравилось. В самом деле: цвет ласковый, приятно смотреть, не утомляются глаза. А глаза не устают — тут и работа спорится.
У станков рабочие. Каждый делает своё дело.
Алёша потянул меня за руку. Шепчет:
— Который из них Русаков?
Я вглядываюсь в лица рабочих. Стараюсь узнать Николая Николаевича.
Вспоминаю, как во время войны я услышал о подвиге радиста. А потом и самого увидел. Было это на каком-то — уже не помню — совещании, где лучшие люди армии делились боевым опытом... Узнай-ка человека после короткой и единственной встречи! Да ещё через четверть века...
Я за это время состарился, но ведь и он не остался молодым: лицо уже не то.
— Ну, который же? — настаивает Алёша. — Покажи!
А я могу только плечами пожать.
— Тогда я сам! — срывается он с места. — Который высокий и у которого волосы как у меня... Можно?
— Только не беги, спокойнее.
— И я! — попросился Саша.
Алёша подошёл к станкам с левого края, Саша — с правого.
Стою. Жду, что принесёт эта ребячья разведка.
Первым обратно примчался Саша. Вприпрыжку — да на радостях и остановиться не в силах.
— А там, — кричит, — кнопки! На станках кнопки! Нажмут, и — джик! — режет железо. Нажмут — и стоп станок! Кнопки, кнопки, кнопки, кнопки!
Едва успокоил его.
— Ну, отдышался? — говорю. — Теперь слушай.
Всякая вещь хороша на своём месте. В далёкую старину, ты знаешь, заводами в России владели капиталисты.
— Это было, — вставил Саша, — до Октябрьской революции.
— Совершенно верно. Станки в ту пору были грубые, неуклюжие и опасные для работы. Чтобы привести такой станок в действие, рабочий наваливался на рычаг. А рычаг — как лом или как оглобля. Навалится, толкнёт что есть силы... Ух!.. Наконец-то загремел, забрякал станок.