В голове каждодневно прокручивались одни и те же слова — его слова. Он хотел счастья, чего большего ещё можно пожелать? Его философия заключалась в душевном умиротворении, я понял это ещё несколько месяцев назад, когда мы обсуждали, комфортно ли животным находиться в тесных людских квартирах. «Каждому в мире своё место, но никак не в четырёх стенах», - талдычил он мне тогда. А ведь, знаете ли, он прав. Тело ещё можно заставить нести своё бремя в маленькой квартирке, а вот душу ты так просто не запрёшь. Она словно соловей, который никак не найдёт себе покоя и мечется с одной ветки на другую, попутно будя своей звенящей трелью весь деревянный город.
Он знал, где ему следует быть. Это было не его место, как и та злополучная ветка, на которой сдох соловей. Охотник оказался не промах. Так и жизнь в нас стреляет: кого-то лишь ранит, пустит тебе твою никчёмную кровь, чтобы ты, умник, наконец понял, что это не твоё, или же и вовсе убьёт. Изничтожит. Испепелит. И ты улетаешь в пропасть, откуда ещё никто и никогда не выбирался.
Он обманул её, сломав её же игру. Теперь всё на своём месте. Выкуси, тварь. Мы ещё с тобой поиграем.
Дом — работа — дом — работа. Боже, дай мне сил…
Я стою в у входной двери собственной квартиры и не понимаю, туда ли я попал. Вместо Роба ко мне приставили никого, поэтому приходится впахивать за двоих. Руки живут самовольной жизнь и большую часть времени проводят в отключке, всячески игнорируя приказы генерала мозга. Голова кипит, будто в ней кто-то варит адский суп из таких же, как я грешников, ноги тоже не отстают, складывается ощущение, что мои сухожилия вот-вот лопнут, и марионетка из меня получится никудышная.
Да, я по адресу. Внутри ничего абсолютно не менялось со времён моего заезда: на 12 часов небольшая кухня с выцветшими жёлтыми обоями в ромбик, небольшой стол, который больше напоминает сутулого серого ишака, табурет не отстаёт и играет роль детёныша осла. По правому борту от кухни расположилась моя спальня, она же в свою очередь играет и роль зала. Квартира-студия — так бы это назвал приезжий, но какие здесь могут быть туристы? И откуда я вообще помню это слово? Подумаю на досуге. Кровать на ладан дышит, но старушка держится уверенно, потому что у нас с ней другого выбора и нет: чтобы получить новую, следует записаться у консьержа в очередь на мебель, и, если тебе повезёт, то ты станешь счастливым обладателем полутораспалки всего через каких-то 2-3 года. Но уж всяко лучше, чем ничего. Кстати, налог за кровать уплачен.
Снимаю сапоги, удаляюсь в ванную комнату. О ней особо нечего говорить: вечно улыбающийся унитаз, бежевая раковина, во рту у которой уже пошли микротрещины, да собственно сама ванна и вечно моргающая лампа накаливания над ней.
После удачного визита в ванну Мётра рухнул на кровать прямо в рабочем комбинезоне и задремал на часа этак полтора. Ему не мешало бы помыться, но это после.
...Он видит меня, он знал, что я приду к нему.
Кругом сплошные заросли из елей и дубов, впереди лишь узкоколейная дорожка из небольших птичьих черепков, которые хрустят при каждом шаге, медленно и поочерёдно впиваясь всё глубже и глубже в каждую стопу. Но это боль неимоверно сладкая.
- О, старец, дай мне ответ, кто ты и как звать тебя?
Старик подлетел к нему на небольшом облаке, из которого то и дело выпадала и убегала в чащу леса какая-нибудь миниатюрная зверюшка, похожая не то на тигра, не то на медведя.
- Ты хочешь быть полезен этому миру, но твои труды напрасны, - молвил он, спустившись со своего транспортного средства и отправив его восвояси. - Они хотят власти над тобой, но зачем ты покоряешься тому, кого не видишь?
Он стоит передо мной, одетый в белую, но с грубыми серыми заплатками рясу, в его правой руке покорно дежурит деревянный сухой посох, конец которого загибается, образуя своеобразный «инь-янь» с неким красивым красным и ярко-сияющим самоцветом посередине.
- Все мы совершаем ошибки, закапывая себя всё глубже и глубже. Рыба гниёт с головы, а человек — с сердца, - продолжал он. - Оно предаёт тебя в первую очередь. Но предателя ещё можно спасти, правда, вакцина у каждого своя.
- И что же мне делать?
Внутри всё пульсировало, казалось, что органы решили поменяться местами между собой, и теперь мои легкие где-то в заднице, а кишечник расположился у гортани.
- Ступай в мой дом, я буду ждать тебя там. Какой бы ценой это ни стоило — приходи . Если даже умрёшь. Правый псалтырь будет ждать тебя на своём месте.
Я тону, задыхаюсь…… Что-то….что-то выталкивает на поверхность…
Это был сон? Да, определённо сон.
Рыба гниёт с головы….Псалтырь…..
Библиотека. Мне срочно нужно туда…..Даже если умру.
Я точно знаю, что туда, всё зудит….чёрт, голова сейчас взорвётся, где мои сигареты?
Я буду искать его.
Он знал, о чём говорил.
Глава 7.
Мётра чувствовал холодное касание лужи сквозь ботинки. Начался ливень, но выбора у него не было совсем. Путь был не близким: сначала через КПП, после свернуть через сквер, который больше похож на гигантскую кишку, через неё Остров отрыгивает всех ему неугодных. К сведению, он тянется через весь «Пустырь» и кончается резким обрывом на другом конце. От того и «кишка». На середине «кишки» свернуть в проулок между старыми деревянными домишками. Они настолько старые, что иногда кажется, будто лужайки перед ними являются их седыми и заплесневелыми бородами, за которыми регулярно ухаживает прикреплённый к ним цирюльник.
Итак, древние сараи….а куда дальше? Я не был в библиотеке с того момента, как получал научную литературу для более продуктивной работы с инструментами, кстати, надо бы потом наведаться с обратным визитом и сдать их, иначе штраф из-за просрочки сроков. Точно, по мощёной улице «им. Пауля Роджерса третьего» ( Для справки: Пауль Роджерс возглавил третий созыв кабинета министров, на котором внёс в Кодекс Островных Порядков рекордные двадцать поправок и пять новых законов, в связи с чем и был увековечен в пределах этой улицы. «Об Островной деятельности и её великих личностях, стр.45 глава 4» )
Мда, видимо, у его родителей было плохо с фантазией, от чего в семье рождался уже третий Пауль Роджерс. Но сейчас не об этом. Сто метров прямо, потом двадцать пять направо…..Я на месте. Я буду на месте, если выдвинусь прямо сейчас.
Дождь станет моим природным душем и смоет всё рабочее дерьмо с моей кожи. Отмыть бы ещё и душу…
«Пустырь» стоял бездыханно. Лишь тёмные глазницы двухэтажек с презрением и непониманием преследовали меня на протяжении всего пути. Их двери-рты были наглухо закрыты, и лишь некоторые домишки осмеливались открыть свою пасть ,чтобы бесследно меня сожрать.
Вместе со мной в моих ботинках путешествовали практически все лужи, которых я встречал по дороге, моя обувь уж больно гостеприимна
Мётра упал в канаву. Я упал в канаву. Дождь всячески строил мне преграды, хватало того, что из-за него я путался и пробегал нужные мне улицы. Даже на «кишку» я вышел не с первого раза. Этот поганец решил вдоволь поглумиться и залил собой строительную яму, из-за чего я принял этот участок за асфальт. Промокший до нитки, промокший не только физически, но и духовно, но отступать нельзя. За промокшие сигареты обидно.
Последний поворот переминался с ноги на ногу на горизонте, он ждал, он хотел, чтобы Мётра скорее обогнул его.