1. Из ок.300 групп АА в РФ (по состоянию на 2012 г. – М.К.) подавляющее большинство приходится на 3 крупных городских центра (Москву, Петербург и Казань), а также на 30-50 других городов с населением более 1 млн.человек.
2. Лишь в одной области РФ (в Карелии. – М.К.) АА смогли успешно прижиться в сельской местности и в малых городах (22 группы). Остальные более 1 тыс. городов, а также более 150 тыс. сельских поселений России оказались деятельностью АА практически не охваченными. В российской «глубинке» движение АА не прижилось.
Вывод из этого был сделан очень серьёзный: «Количество групп в России достигло своего максимума; дальше что ни делай – ничего существенно не измениться. АА не слишком хорошо укладывается в российскую ментальность» (Vesvalo 07.09.2012, «Великий Комбинатор». – Орфография немного исправлена – М.К.)
К похожему выводу, правда в более обтекаемой форме риторического вопроса, пришли и участники открытых слушаний, организованных Хельсинкской комиссией в Вашингтоне в 2011 г.: «Насколько идея, зародившаяся в одной стране, способна работать в другой, сильно отличающейся от первой? И если существует некая загадочная “русская душа”, переживающая одну смену режима за другой, не может ли она оказаться просто несовместимой с принципами, которые обеспечили АА такую популярность в Соединенных Штатах?» (Нейфах, 2013)
Предположение экспертов комиссии оказалось если не пророческим, то довольно близким к истине. Как было отмечено выше, за целую четверть века существования движения АА в СССР и России количество групп АА здесь даже не достигло отметки одной тысячи. Для сравнения можно привести пример Большого Бостона, даже не самого крупного города США (ок.4-8 млн.чел., по разным оценкам – М.К.), в котором ещё в 2013 г. таких групп было ок.1600 (Нейфах, 2013). При этом ежегодный прирост АА только в США и Канаде составляет примерно 4 тыс. групп (Ситнева, 2012). Это числа произвели на россиян впечатление, и приведённые здесь данные можно найти на многих сайтах Интернета.
Других сведений, которые могли бы как-то повлиять на обоснованность этих выводов, мне обнаружить не удалось. Но если правы эксперты Хельсингской комиссии, и вопрос о перспективах движения АА в России всё-таки упирается в некую культурную и этнопсихологическую несовместимость двух народов – российского и американского, – то его должны решать специалисты в этой области – этнопсихологи и историки. А эта уже ближе к профессиональным интересам автора, поэтому здесь мы должны перейти к третьему размышлению в рамках нашей темы.
Размышление №3. Что можно найти общего в ментальности народов США и России?
В предыдущем разделе были рассмотрены некоторые условия и обстоятельства, которые сопровождали распространение идей АА в России, и которые привели к осознанию главной проблемы:
Почему АА не удаётся здесь прижиться?»
Я поставил бы вопрос иначе: «Как им вообще удалось здесь прижиться?»
Начнём с того, что в основе двух этих культур лежат две разные веры – православие и протестантизм, и между ними, кажется, вообще нет ничего общего, кроме личности Иисуса Христа. Первое верование представляется до кости сросшимся с глубоко русской идеей коллективизма («соборности»), второй – исходит из сугубо англо-саксонской идеи крайнего индивидуализма (см. об этом в: Обзор специалистов, 2017). Казалось бы, у американских духовных практик не было в России ни одного шанса. Тем не менее они и ранее имели здесь довольно громкий отклик в душах: взять хотя бы ставшую необычайно популярной религиозную организацию Свидетелей Иегова, или движение поклонников Кришны, бога индусского происхождения, но к нам попавшего тоже из США и в основательной англо-саксонской переработке (подробнее см.: еп.Александр, 1998). Видимо, несмотря на принципиальную разницу двух культур – русской и американской – что-то общее в нас всё-таки есть, и оно настоятельно требует своей идентификации и изучения.
В отечественной науке ближе всех к этой теме подошёл советский этнолог и историк Л.Н.Гумилёв, предложивший оригинальную идею «этнического поля». Согласно его концепции, каждому историческому этносу присущ некий неповторимый набор стереотипов поведения, проявляемый в стандартных реакциях на однотипные внешние раздражители – некие «ритмы» поведения, по которым представитель любого этноса безошибочно узнаёт своего соплеменника в любой толпе, состоящей из представителей другого этноса. Эти «этнические ритмы» могут отличаться в разной степени у двух разных этносов, – от полнейшего несходства, вызывающего чувство отторжения и неприязни, до некоторой близости и «созвучия», – но в любом случае легко различимы и являются наиболее простыми и надёжными показателями степени этнического родства или этнической чуждости (Гумилёв, 1965.– С.355-356).