Белый Майк выходит из такси на углу Семьдесят шестой улицы и Парк-авеню. Он смотрит на номер машины: 1F17. Каждый раз, выходя из такси, он запоминает номер, на случай, если что-нибудь забудет. Но такого никогда не случалось.
Дальше по Парк-авеню все деревья и кусты украшены рождественскими электрогирляндами. Снег отлично держится на проводах, так что с веток свисают длинные сосульки. Вечером, когда гирлянды зажигают, деревья почти исчезают среди этих лампочек, и в темном воздухе бесплотные точки света сливаются в неровные созвездия. Сумерки сменяются темнотой, и Белый Майк вспоминает, как однажды вечером, много лет назад, когда была жива его мать, она села на край его кровати, чтобы подоткнуть одеяло, и рассказала ему о Теории хаоса. Белый Майк точно помнит ее слова. Она говорила о том, что если бы в Бразилии в поле умерла и упала на землю бабочка, и это вспугнуло бы мышку, или согнулась бы крошечная травинка, тогда здесь, за тысячи и тысячи миль, все могло бы быть по-другому.
— Как же так? — удивился он.
— Если происходит какое-то событие и меняет что-то другое, то и другое тоже что-то меняет, верно? А эта перемена может прокатиться по всему миру и дойти прямо сюда, до самой твоей кровати. — Она ущипнула его за нос. — Не бабочка ли это сделала, а?
— А она умерла? — спросил он в ответ.
Внезапно зажигаются огни на Парк-авеню.
Белый Майк снова чувствует, как завибрировал его пейджер.
2
Через двадцать домов отсюда, в спортзале «Рек», сегодня вечер для подростков. Все парни, которые приходят сюда играть в баскет, носят головные повязки и «джордансы»[4], и все они негры. Но время от времени приходят и двое белых ребят. Гибкий, жилистый белый, ростом шесть футов[5], лучше всех умеет попадать в кольцо, но хуже всех ведет мяч. Зовут его Хантер Маккаллок, и он всегда играет напористо и иногда попадает, поэтому его берут в команду. Впервые появившись в «Рек», Хантер не понимал, что здесь творится. Это было пару лет назад, тогда его привел Белый Майк. Все называли друг друга нигерами[6], и говорили по большей части так быстро, что Хантер ничего не успевал уловить. Да, как сказал Белый Майк, у негров свой язык. Но теперь Хантер уже отлично освоился, и, хотя все так же не использует слова «нигер», он знает, в чем дело. А сегодня дела тут такие.
Нана лучше всех на площадке умеет вести мяч. Он быстрый, сильный, в белой майке, а сам — угольно-черный, и вот он играет с остальными в одно кольцо, на половине площадки, а Хантер наблюдает за игрой. В другой команде самый сильный игрок — тощий и длинный Джерри, единственный белый в зале кроме Хантера. Нана подпрыгивает, чтобы забить мяч, а Джерри толкает его в воздухе так, что тот падает на пол. Нана встает, быстро что-то произносит на тему больной шеи (Хантер не может разобрать слов) и уходит с площадки. Он поднимается по винтовой лестнице, ведущей на галерею, и садится на самой верхней ступеньке, так что снизу его не видно. Товарищи по команде орут ему: «Эй, нигер, мы же знаем, что ты там, подними задницу и спускайся, давай играть». Нана ни на кого не обращает внимания. Поэтому кто-то из его команды смотрит на ребят за боковой линией и говорит, что им нужен один игрок. Хантер занимает место Наны. Вечер уже подходит к концу, и больше никто не ждет своей очереди выйти на площадку, если не считать коротышки-пуэрториканца по имени Артуро, который просто болтается в зале, так как играть его зовут редко.
Дела у Хантера идут отлично, но вот игра снова останавливается: Нана спустился и требует взять его обратно в команду.
— Я пришел играть.
— Чего? — отвечает Хантер. С самого первого своего появления в зале «Рек» он всегда старался избежать любых неприятностей и иногда он даже извинялся перед товарищами, когда фолил или промахивался по кольцу. Кроме него, никто никогда не извинялся, но Хантер был приятным белым парнем и умел играть на подборе, поэтому к нему все относились хорошо.
— Я говорю, черт возьми, освободи мое место.
— О’кей. — Хантер пожимает плечами и собирается уже покинуть площадку. Все остальные переглядываются. Как-то это не круто.
— Йо, парень, не позволяй ему такое делать, — вмешивается тот, кто позвал Хантера играть вместо Наны. — Он сам ушел. Тебе и играть.
— He-а, ничего страшного.
— Нет же, парень, ты не обязан уходить с площадки, он сам ушел. Аты играл. Оставайся.