Здоровый человек давно бы устал говорить вот так, на одном дыхании, без пауз и подсматриваний в шпаргалки. Но сейчас я радовалась его безумию, у меня было время на борьбу с ремнём. И, кажется, я начинала выигрывать!
— Так вот. Мы вместе с Лёвой проработали и мою схему, гипотетически, на уровне, «а если бы…». Повторю, если ты не запомнила, — мне не пришлось пытать его. В его черепке ровненькими стопками лежали все возможные варианты развития событий. Я только скопировал для себя нужное. Заметь, при этом я ни черта не разбираюсь в этих его мульках и, зуб даю, не до конца верю в то, что подействует. Хотя сама идея убивать убийц руками убийц мне в кайф, и, пожалуй, я продолжу делать это. Но уже без тебя… И без Лёвы. Он слабоволен и недалёк, твой Лёва, но я не об этом.
Он вдруг разжал ладонь и выпятил на костяшках стаканчик. Мгновение. Лёгкая улыбка, не очень пристальный взгляд — и стаканчик поплыл! Он робко подрагивал в воздухе, и Макс смотрел на него, как на старого, любимого, но надоевшего приятеля…
— Айм Копперфильд!
Я молчала. Меня не удивило бы сейчас ничто. И уже не испугало.
— А все регулярные тренировки, милая. Николай Игоревич Рушник был страшно удивлён, когда застал меня с пачкой сигарет в полёте… Кстати, о Рушнике… Он, в некотором роде, тоже уголовник. Знаешь, что твой Лёва должен был со дня на день помереть от тяжёлого отравления парами ртути? Николай Игоревич организовал. По личным мотивам, карьерным. Самостоятельно нарыл ртуть, самостоятельно приволок в дом шефа — на той исторической вечеринке в честь дня рождения. Правда, долго не мог представить, куда засунуть, пришлось подсказать внушением. Я, конечно, мог бы убить Лёвушку поизощрёнее, но важен процесс, а в процессе умирания он натерпелся предостаточно. Я удовлетворён…
Всё! Ремень сдался! Левая рука свободна. Надо что-то сделать с правой. Делом всей моей жизни, самой главной целью и светом в конце туннеля стала эта правая рука! Но как всё-таки странно и страшно то, что рассказывает мне сейчас этот больной… Как я заблуждалась… Отвязывайся же, правая рука, любимая, неповторимая! Отвязывайся скорее!
— В глубине души, мне кажется, ты хочешь спросить, какова твоя роль в этом деле. Хочешь?
Я закивала всем телом.
— Ты, Натали, уникум. У тебя самое тонкое тело из всех известных мне. Я не имею в виду анатомию. В этом вопросе я люблю тёток плотных, грудастых, это к слову… У тебя повышенный уровень восприимчивости, тебя можно зомбировать… Такой персонаж мне был нужен для того, чтобы задуманное свершилось. Видишь ли, все эти небесные штуки предполагают некоторое количество откровенно пошлых ритуалов. Я не фанат символики, но тут спорить не было смысла… По версии Лёвы, для того чтобы небесный, мать его, баланс нарушился, нужно было не только уничтожить сливки зодиакального ряда, но и замкнуть цепочку «божий дар — человек — небо». Божьим даром их, сук, и грохнуть… Сколько я голову ломал, пока понял, как это можно сделать, — божий дар, он ведь материализован в предметах и символах! Микрофон, например, школьный журнал, боксёрские перчатки, скальпель, театральная маска… В некоторых случаях приходилось будить фантазию… Ну почему напольные весы не могут быть аналогом весов Фемиды? Это я об адвокате… Повариху в котёл бросили. Тут всё понятно. Шофёра машиной сбили, здесь тоже… С Галкой-художницей трудно было — нельзя человека кисточкой пришить. Хотя красок она у меня нанюхалась в тот вечер изрядно. Специальный рецепт, большая наркопалитра… А с политиком Бариновским была отдельная песня. Пришлось абстрагироваться на всю катушку. Я открыл, что политический талант — в умении вовремя подставить задницу или лизнуть. Более того, в случае с Бариновским мы имели дело с натуральным жополизом. Парень пробился в люди благодаря своей неуёмной голубой жизни… Я выбрал для казни колготки. Его любимый цвет…
Я царапала обломками ногтей свою руку, пытаясь вытащить её из кожаного узла, и понимала, что Макс имеет все основания говорить такое. Естественно, он был с ними со всеми, он знал их всех. Или почти всех. Боже, что же он за человек? И человек ли?