Он ничего не сказал, ему было уже не весело. Он смотрел целенаправленно, как мясник. Цели и средства были известны. Я для него физически уже не существовала, но время и место занимала. Непорядок.
Была робкая попытка отползти. Это с моей стороны. А с его стороны… С его стороны вдруг из темноты появилась дверь, такая же самодостаточная, как потолочное зеркало… Дверь взлетела в воздухе, некоторое время балансировала над головой мрачно идущего на меня Макса… А потом обрушилась на него!
Потом сверху на дверь из темноты обрушился Лёва.
И стало тихо.
Лёва лежал красиво. Кисть его, по-прежнему прикованная к дверной ручке, нервно подрагивала. Если бы не это, можно было бы подумать, что Лёва — спящий йог. Смущало то, что из-под двери, на которой он расположился, торчали чужие руки-ноги. Но в целом картина дышала миром и покоем.
— Еле с петель снял, — тихо сказал Лёва, не поднимая головы. — Думал, не справлюсь… Он может очнуться в любую минуту… Живучий… Нужно уходить…
Я кивнула.
Мы с трудом встали и начали пробираться к выходу. Я всё время оглядывалась на белеющую в квадрате луны Максову руку. Ждала, что вот-вот она зашевелится и… И натыкалась на шедшего впереди Лёву с дверью.
— Вот она, моя Голгофа, — говорил он откуда-то из-под дубовой толщи. — Вот он, мой Судный день. Как же неправильно всё было и как правильно всё будет теперь…
— Лёва, милый, быстрее…
— Мы ничего не ценим до тех пор, пока не испугаемся как следует. А я-то думал, что разучился пугаться, драться и любить! Чушь! Я жил, как плесень!
— Лёва! Не время исповедоваться!
— Самое время! Я хочу, чтобы ты знала! Я буду любить тебя всю жизнь, без оглядки, без сомнения. Я клянусь быть счастливым и сделать счастливой тебя и нашего ребёнка…
С учётом того, что этот пламенный текст произносился сквозь дверь человеком, согнутым пополам и идущим впереди меня, выходило странно. Я была готова поклясться, что начну борьбу за счастье с борьбы с Великим Пафосом. Как? Это уже другой вопрос.
А сейчас мы должны добраться до выхода, потом — до дороги, потом — до города, потом…
Потом Лёва застрял в проёме выхода с лестницы. Он изгибался и пытался протолкнуть дверь в низкую арку. Тщетно. Время шло, перекрытия трещали, дверь скрипела, Лёва ругался. Снова звучала мысль о ноже, но сейчас даже при желании найти его было невозможно. Мы с Лёвой были по эту сторону двери, застрявшей в проёме, нож — по ту сторону. Здесь была свобода в виде распахнутой входной двери — три метра, и мы на улице… Там был Макс, темнота и страх…
— Слушай, беги одна, — Лёва устало прислонился к стене. — Найдёшь кого-нибудь — отправишь сюда… Тебе надо в больницу… Тебе противопоказан стресс.
Я засмеялась. Стресс — моё второе имя. Обо мне начинают заботиться с некоторым опозданием.
— Никуда я не пойду. Всё равно заблужусь. Вместе будем выбираться.
Он не стал спорить, посмотрел на меня с таким восхищением, что стало стыдно. Ох уж эти чувствительные мужчины! Он засветился благодарностью и мужеством и с новыми силами вцепился в дверь.
Потом был финал, развязка.
Примерно с одной стороны двери — тёмной, невидимой — появился Макс. С другой — бойцы в масках и с оружием. Макс ревел дурным голосом и тянул дверь из проёма на себя, успешно справляясь не только с дверью, но и с упирающимся Лёвой. Бойцы, облепившие входную дверь, тоже ревели, слепили нас фонарями, махали руками… Я уже ничего не понимала, я просто схватила Лёву за свободную руку и закрыла глаза.
…Мы в обнимку сидели на полу, скомканные, невменяемые. Моя голова покоилась на Лёвином плече. Его рука всё ещё оставалась в плену дверной ручки, отчего всё Лёвино тело имело странный градус наклона. Вокруг бурлила жизнь, сияли фонари, сверкали вспышки, трещали выстрелы. Стреляли в основном в дверь. Дверные горячие щепки щедро сыпались на нас, как и торжественные советы руководителя операцией капитана Ковальчука:
— Ниже! Ниже ложись! Голову руками закрыть!
Но мы уже уступили место в процессе. Мы уже начинали жить будущим и воспоминаниями — нормальный мещанский принцип.
— Слушай, ты хоть поладила с моей матерью?
— Поладила… Она успела меня удочерить!
— Это хорошо… Но жить мы будем у меня.
— Ладно… Только я буду читать то, что захочу, носить то, что захочу, и кота привезу…
— Кота?
— Выбирай — или я с котом, или ни меня, ни кота…
— Ладно, ты с котом. Но только убедительно прошу: не царапайте мебель.