Я молчала. Всё было слишком запутанно и страшно.
В редакции «Вечерки» было всё не так, как в редакции «Женского журнала». Меньше зеркал, больше сигаретного дыма. Граждане бегали и натыкались друг на друга.
— Нам главного редактора! — крикнул Макс всем сразу.
Не отклоняясь от заданного курса, народ замахал руками, указывая на северо-запад. Там мы и обнаружили дверь главного редактора.
— Исключительный материал! Немедленно в номер! Практически на наших глазах было совершено убийство известного музыканта! — заорал Макс, распахивая эту дверь.
Я ткнулась вслед и остановилась. Мой коллега тоже притих.
На нас смотрела такая дама! Даже после вывернутого наружу кишечника музыканта Лагунина её красоту нельзя было не заметить… Классическая дива, стандарт, как говорили мастера во французском салоне. Отполированная блондинка с красными ногтями и ртом. Она беседовала по телефону, наше вторжение было, конечно, неожиданным и нежелательным. Дама вернула на место взметнувшиеся было вверх тонкие брови и произнесла низким голосом в трубку:
— Я вам перезвоню, Иван Самуилович. У меня посетители…
Она неспешно положила трубку и взяла дымящуюся в пепельнице сигарету.
— Слушаю вас, господа. — её хрустально-голубые глаза прохладно прошлись по нашим грязным и потным телам.
— Вы — главный редактор? — Макс сверкнул белыми зубами и дрогнул бровью.
— Да, я главный редактор. Смею узнать, кто ВЫ такой?
Макс кошачьим движением достал из внутреннего кармана удостоверение. Положил на стол в развёрнутом виде. Дама, не меняя выражения лица, медленно опустила глаза к столу.
— «Заместитель главного редактора «Женского журнала» Максим Иванович Виноградов». Очень приятно, чему обязана?
Вдруг Макс взял меня за локоть, вытолкнул за дверь (оборачиваясь к блондинке, он делал извиняющееся лицо)
лезь в его компьютер, взламывай его, воруй пароль и бумагу, но пиши. Начинай… Я пока тут всё объясню. Нельзя терять время.
Дверь главного редактора захлопнулась.
Было уже совсем темно. Дождь не прекратился. Лёва ходил по квартире и нервно хрустел пальцами.
— Кто бы мог подумать, — тихо шептал он, — Кто бы мог подумать… Вот так вот… Бедная девочка… Бедная девочка…
Я уже освоилась и сжилась со своим стрессом, теперь меня больше волновало душевное равновесие Лёвы и то, как пройдёт авантюра с «Вечеркой».
— Ну, ничего, ничего, — Лёва всё ходил. — Завтра я вывезу тебя на природу. Завтра поедем на дачу… Там настоящий камин… Там флора и фауна… Витамины… Ты сможешь отдохнуть и забыть всё это…
— А как же твоя работа?
— Конечно, работа… Я всё возьму с собой (он махнул рукой в сторону рабочего кабинета. Там у него прятались сотни папок, ноутбук и т. д.).
Засигналил домофон. Через пару минут в квартиру вошёл Макс. Он привёз оставленные мною в редакции «Ж. ж.» вещи и пачку газет. Газеты бросил рядом, на диван. Как же мне не терпелось увидеть собственный первый серьёзный материал! Как мне хотелось ощутить, что в сегодняшнем кошмаре образовалась какая-то смысловая нагрузка! Но Лёва имел свои планы на газеты. Он устало упал рядом со мной на диван и ловко вытащил из пачки «Вечерку».
— Уже должны были написать, — сказал он. — Эти ребята хорошо работают…
Мы с Максом осторожно обменялись ничего не значащими взглядами. Лёва уткнулся в газету. Я не выдержала и тоже сунула нос.
На первой полосе сверкало — «КРОВАВАЯ ПЕСНЯ». Отвратительный заголовок! Клянусь, не я придумывала.
«Известный музыкант Лагунин был найден сегодня в собственной студии убитым. Орудием преступления послужил простой микрофон»Тоже глупо… Простой микрофон. А какой ещё он может быть? Сдвоенный?
Дальше следовал мой текст. Я читала его, не скрывая волнения. Текст был качественный. Не истерические, но и не отстранённые воспоминания очевидца. Мне показалось, я не перегнула палку и передала весь ужас человека, столкнувшегося с такой смертью…
К материалу прилагалось несколько фотографий. Портрет Лагунина, голый пейзаж студии и… размытый, некачественный снимок Макса. На полу, скрючившись, лежит тело. Рядом с ним в зеркальной позе валяется второй размытый объект. Подпись к фотографии гласила:
«Наш корреспондент Лора Ленская первой обнаружила тело. Встреча была ужасной…»
Нельзя сказать, что фотография хоть сколько-нибудь передала весь кошмар. Лежат две гусеницы нечётких очертаний… Но я не была против публикации этой фотографии. Во-первых, меня на ней не узнает даже мама. Потом, я не сторонница «натуралистических» картинок, где по всем правилам сюрреализма изображены внутренности, кровь, мясо и серые лица мертвецов. Так что корректность этого фото меня устроила. Был ли смысл в его публикации — другой вопрос.