— Ничего себе! — Макс заметил меня и помахал рукой. — Младшая сестрёнка отклеилась от капельницы и выползла попрощаться с братом! Я же говорил, что у нас с ней чудесные отношения!
Черноволосая обернулась ко мне, сверкнула явно восточным глазом и вдруг засобиралась. Макс схватил её за рукав.
— Постой, я же объясняю, это — моя сестра! Я зашёл её навестить! Разве я похож на человека, который устраивает свидание сразу нескольким девочкам да ещё в больнице?
Она остановилась и посмотрела на него. И, честное слово, я поняла, что она хочет сказать! Потому, что я хотела сказать то же самое. Да, Макс, ты похож на того, кто назначает свидание сразу нескольким и неизвестно где.
Черноволосая всё-таки застучала каблуками вниз по лестнице. Макс посмотрел на меня с выражением горечи и помчался за брюнеткой.
Ну что же. Мысль о Максе-любимом перестала меня мучить. Я больше не хочу прикрываться рукой этого человека. Мне даже противно представить, что я хоть чем-то его прикрываюсь.
Мне нужно посетить Дмитрия Анатольевича.
Глава 15
Этаж был административный. Никто не ходил. За дверями не угадывалась бурная телефонно-переговорная работа. Не бегали студенты. Нормальный конец рабочего дня в госучреждении. Шансов на то, что главврач будет у себя, почти не осталось.
Путь в кабинет главного лежал, как и полагается, через секретарскую. Но секретарь ушла, и давно, судя по утрамбованному временем порядку и тишине. Это всегда чувствуется. Грустно было понимать, что врачи запросто уходят домой, оставляя своих больных на подслеповатых медсестёр. Ну как медсестра мне поможет справиться с этим жутким токсикозом? А как она может помочь Дмитрию Анатольевичу? В трёх метрах от секретарской я уже знала, что он мёртв. Мысль эта даже не обрушилась на меня. Так, присела куда-то на краешек, как Макс на борт ванны. А может, я просто привыкла к своей патологии? Привыкают же врачи видеть смерть.
Я вошла в кабинет главного. Подошла к столу. Села на стул напротив.
Дмитрий Анатольевич торчал в своём главврачебном кожаном кресле в «позе прислонённого». Да. У него не было головы! Голову начисто срезал неизвестный. Не так просто сделать такую штуку. При условии, что жертва сопротивляется хотя бы одной рукой. Нет, его могли, конечно, предварительно отравить, задушить, оглушить… Тогда задача облегчается. И всё равно — работа не из лёгких.
В коридоре затопали.
— Макс! — позвала я, нисколько не сомневаясь в том, что там Макс. Было бы даже странно, если бы случилось убийство, а Макса рядом со мной не оказалось. Надо воспринимать его как аксессуар.
Послышались шаги в секретарской, потом зашуршала по ковру открываемая дверь…
Макс зашёл. Секунду смотрел на нас с трупом. Потом — как будто, наконец, рассмотрел — резко отвернулся и прикрыл ладонью глаза.
— Проходи, не стесняйся, — я ногой вытолкнула из угла стул на колёсиках.
Макс снова уставился на главврача. Потом с грустью на меня.
— Садись, Макс, давай поговорим.
— Ты думаешь, стоит?
— Стоит.
Он подошёл, сел, с брезгливым любопытством рассматривая торс главврача.
— Феноменально! У тебя уникальный дар! Чарльз Мэнсон против тебя — как овца против быка!
— Я не убивала его.
— Надеюсь. Где, интересно, голова?
Я не знала, где голова. Зато я рассмотрела в кармане у главного интересную вещь. Скальпель, явно побывавший в деле. Я достала его рукавом халата, чтобы без отпечатков. Это уже на уровне рефлекса.
Макс рассмотрел скальпель, потом вздохнул и велел положить его на стол. Полез в карман за фотоаппаратом.
— В чём дело? — он удивлённо оторвался от объектива.
Я сжимала скальпель в руках и никак не могла выпустить его. Рука не слушалась! Более того! Я испытывала горячее, невыносимо острое желание резать главврача! Всадить скальпель по самую рукоятку в это волосатое тело! И разгрызать железом ещё податливые волокна! Да! Да! Пришлось сжать зубы и отвернуться.
— Натали, что за зависания! Ты не хочешь порадовать Ингу Васильевну? Тебе надоело сниматься? Мне, скажу тебе честно, тоже это дело надоело. Я не против бросить сейчас всё, стукнуть тебя по голове факсом — таким образом избавиться от необходимости быть твоим вечным соучастником — и на воздух! Но я сдерживаю себя, работаю, чтобы был хоть какой-то смысл в этом содоме… Что ты делаешь?