Вчера эта самая моя жизнь полностью изменилась. Этот человек знал все мои мечты и любил то же, что и я. Он просто говорил о себе, обо мне, о нас, и это звучало как признание в многолетней тайной страсти. Я не помню, сколько мы просидели в баре, время в какой-то момент пропало, остался только стук сердца. Его голос, его мысли, его разноцветные глаза — источник безумия и временного вакуума. И покой, и счастье, и странная мысль «Вот ОНО!»…
Поразительная штука — бабьи ощущения. От сумбура и страха до… любви. И кажется, уже обратно в сумбур и страх. Он попытается избавиться от меня. Я посмотрела вокруг — мебельный комфорт и верх дизайнерской мысли. Не хватает олимпийского огня. Портреты хозяина в окружении звёзд. И — в зеркальном отражении стены — тощая лохматая рыжая провинциалка с бутылкой в руках. Зачем я ему такая? Я закурила.
И в этот момент появился он, мой патриций, — в простыне. Молча взял мои сигареты и унёс.
Потом так же молча начал щёлкать кнопками электрочайников, микроволновок и соковыжималок. Подумать только, он даже готовить умеет! Я любовалась им и ждала фразу о такси.
— Надо вызвать машину, — сказал, наконец, он (моё сердце сжалось и позеленело). — У нас много дел. Зачем ты напилась с утра пораньше?
— Я боялась. Я начала что-то бубнить про то, что я вообще не пью (это правда) и никогда не еду ночевать к незнакомым мужчинам (это тоже правда), но всё случившееся — такая неожиданность, что я не знаю, как себя вести… Но если он не относится ко мне достаточно серьёзно, то я могу прямо сейчас уехать, и не обязательно для этого вызывать такси.
— Дурочка, — он уже набирал номер, — я не собираюсь тебя выставлять. Более того. (Он достал из микроволновки завтрак на тарелочке с голубой каёмочкой). Я возлагаю на тебя большие надежды… (Поставил передо мной тарелку и строго посмотрел, почему-то погладил по голове.) Я давно тебя ждал.
Телефон-спикер заорал знакомым голосом:
— Отдел но борьбе с бандитизмом!
— Хватит паясничать. Через полчаса заберёшь меня, — Лёва даже не повернулся в сторону аппарата.
— Вас понял, шеф, вылетаю.
Всё это было похоже на русскую народную сказку. А может, я просто была так бесконечно одинока и несчастна, что привязалась без памяти к этому «волку-миттельшнауцеру»? Может, под моей мужеподобной коркой всё время зрели нормальные женские желания? Меня никто не гладил по голове! Только парикмахерши, когда на спор пытались выровнять мои кудри… Я заплакала.
— О! — Лёва огорчился и отчего-то посмотрел на часы. — Так никуда не годится. Ты пьяна как сапожник.
Меня унесли в ванную под холодненькую водичку. Я, конечно, со щенячьим восторгом и со щенячьей неуклюжестью сопротивлялась. Потом Лёва… Хотя это можно не рассказывать.
Когда мы, протрезвевшие, выбрались на кухню, обнаружили там одного товарища. Он сидел и пил кофе. И это был вчерашний Макс.
— Шеф, я тут без команды себе организовал досуг. Вы всё равно задержались, — на меня он даже не смотрел. — Машина готова. Кони пьяны, хлопцы запряжены.
— Позавтракаем, — сказал Лёва. — Нельзя пропускать завтрак.
Макс чуть-чуть дёрнул чёрной бровью, еле-еле улыбнулся в чашку. А мы с Лёвой позавтракали.
Лева запретил мне надевать чёрное платье и выдал свой спортивный костюм. Не с провисшими коленками треники, а воздухопроницаемый, сдержанно-голубой, тонко пахнущий туалетными водами костюм, в котором мои парикмахерши бы с восторгом пошли на дискотеку. Я ни о чём не спрашивала. Было волнительно и интересно, и я видела, что Лёве нравится моя готовность на всё. Сели в машину (красивую). Макс не смотрел на меня даже в зеркало заднего вида.
Торчали в пробках. Приехали куда-то. «Салон…» И дальше по-французски. Плохи мои дела, если на второй день знакомства мужчина настаивает на вмешательстве салона красоты. А с другой стороны, что я теряю? За стеклянными дверями переливался красками и металлическим блеском почти киношный арсенал — так много столиков, зеркал, фонтанчиков, ковров, телевизоров, людей в брючной униформе и сытых клиенток с мобильниками в руках. Это был очень дорогой салон. Очень. И вот мы с Лёвой вошли, и сразу вокруг засуетились официанты (или как там их в парикмахерских называют?). Лёва им что-то объяснял, они смотрели на меня профессиональным взглядом строителей красоты — как на отечественную бетономешалку. Да, мол, всё видим, но ничего… У нас и не такие «раскалывались». Я не вслушивалась. Я вдруг почувствовала себя… как же объяснить-то… веткой на теле Лёвы. У нас был один сок и один вкус.