— Откуда вы звоните, Наташа?
Совсем неромантично, мог бы поводить сначала меня на крючке.
— Я нахожусь сейчас в доме Лёвиной мамы.
Получи, капитан! Можешь не прослушивать…
— Хорошо, мы как раз собирались вас навестить…
Разумеется, вы хотели меня найти. Странно, что вы давно не сделали этого. Сказать ему о моих открытиях или нет? Я вспомнила напряжённое капитанское лицо и поняла, что говорить с ним о приступах интуитивного прозрения, телепатических связях и блеске женского разума бесполезно. Даже преступно.
— Капитан, вы можете выдать мне пистолет?
Господи, зачем я это ему сказала? Теперь мне грозит пятнадцать суток «за оскорбление должностного лица при исполнении…»
— Посмотрим… Лев Петрович, по нашим сведениям, в больнице Скорой помощи… У него сильнейшее отравление организма, критическое положение… Я был уверен, что вы осведомлены…
Нет, я не была осведомлена…
Капитан Ковальчук не арестовал меня по телефону, отпустил с миром, попросив явиться в следующий понедельник в участок «дать показания по делу убитого шофёра»…
Ну что? Ехать к Лёве? Нужно задать ему пару сотен вопросов. Мне было жаль его. И Юлию Марковну тоже. Я посмотрела на беспокойно вздрагивающую во сне старушку… Два родных мне человека, оба в ужасном состоянии, покой обоих зависит в какой-то мере от моей активности… Я представила себе своего нерождённого ребёнка взрослым сыном, больным, брошенным невестой. И так разволновалась, что была готова эту невесту убить!
Нужно было очень плотно подумать. Этим и занялась.
Глава
Утро следующего дня. Вероника Витольдовна Пиотровская с выражением безразмерного удивления получила из моих рук стопку исписанных листков.
«Я — ЛОРА ЛЕНСКАЯ»
— Очень претенциозно, — растерянно заметила Вероника Витольдовна.
«…Моё несчастье в том, что я не утратила умение прислушиваться и чувствовать. На моём месте мог быть любой человек, чей разум открыт для восприятия. К моему сожалению, таких людей осталось немного…»
— Что за чепуха? Это она сама вам сказала? — Вероника Витольдовна подозрительно посмотрела на меня: явная авторская отсебятина, вымысел.
— Да, Вероника Витольдовна, это — текст Лоры Ленской. Ни одного моего слова.
— Да, я была лучшего мнения о ней, — произнесла Пиотровская и углубилась в листки.
Стараясь не стучать каблуками, я двинулась к кабинету Рушника, ступила в коридорную тень.
— Что вам опять? — вскочил Рушник и закупорил вход в собственный кабинет. — Я работаю, а вы меня отвлекаете!
— Нужно поговорить, — я легко оттолкнула его и прошла в кабинетные недра.
— Говорите, только быстро, — Рушник спрятался за моей спиной, хрустнул кофейным пакетом.
— Николай Игоревич, вам нравится убивать людей?
— Что?!! — Рушник внезапно притих. Нормальная девушка на моём месте сорвалась бы с места и укрылась под сенью шкафа — кто знает, каким тяжёлым предметом пожелает объяснить степень своего возмущения Николай Игоревич. Но я была спокойна. Я контролировала каждое движение Николая Игоревича. При этом мне вовсе не нужно было смотреть в его мятое лицо пронзительным магнетическим взглядом…
«…Я — Лора Ленская. Это мой диагноз, но в этом состоянии я открыла в себе некоторые таланты. Например, талант не сходить с ума. Или талант терпеть. Талант не бояться. Талант, как ни странно, любить жизнь и ближних… Заметьте, и это тогда, когда случай сделал меня проводником ужаса, страха и свидетелем самого страшного на земле — смерти человека…»
— Но я был вынужден сделать это! — неожиданно взвизгнул Николай Игоревич, схватил меня за плечи
Его глаза пожелтели, потом покраснели, он упал на стол и забился в истерических рыданиях.
Немедленно появилась медсестра в образе проходящей мимо секретарши Лены.
— Николай Игоревич, вам плохо? — она только минуту смотрела на меня, но в этом взгляде отразилось всё презрение к мучительнице славного Николая Игоревича. — Вам плохо, Николай Игоревич?
— В вазе! В вазе! — выдохнул окончательно Рушник. — Там не так уж и много! Я уточнял! Не так уж и много!
Кажется, Николай Игоревич подвинулся. Этого и следовало ожидать.
Лена, вереща, прыгала рядом. Рушник корчился на полу, изо рта его бежала жёлтая пена.
Я вышла.