Я кивнул:
— Может, вы как-нибудь соберетесь и навестите его. Он всегда душевно отзывается о вас и о времени, которое вы провели вместе.
Трагичный Тони повернулся ко мне лицом, его грудь выпирала из белой рубашки, как конский волос из разорванного матраса.
— Он обо мне говорит? Что именно?
Я нуждался в кокаине и боялся выдать смятение.
— Он говорит, что обязан вам многим. Говорит, что мог бы погибнуть, если бы не вы. Говорит, что не проходит и дня, чтобы он не вспоминал вас. — Гельмут, наверное, убил бы меня за такие слова. — Я приехал в Кадис по его инициативе. С моей давней подружкой. Он просил разыскать вас. Может, это был способ сделать первый шаг для восстановления отношений — вы знаете этих немцев: сплошные формальности.
Трагичный Тони кивнул:
— Вам нужно зайти еще куда-нибудь?
Я повернул руки ладонями вверх:
— Хотелось бы, но я попал сюда, и, как я уже сказал, подружка ждет моего возвращения в отель. Подвернулся случай, я решил заглянуть сюда по дороге. В город приехал на несколько дней.
Тони знал, когда требуется закончить разговор. Он кивнул, сделавшись еще мрачнее:
— Что вам нужно?
Я улыбнулся и с наигранной веселостью сказал:
— Кокаин.
— Сколько?
«Пять? — мысленно прикинул я. — Нет, к черту, у меня сегодня праздник».
— Десять, — сказал вслух.
Вслед за ним прошел к угловому столику. За нами следил Сильвестр, его тонкие губы искривились в глумливой усмешке.
— Покажите, сколько у вас денег.
Я вернулся в отель примерно через полтора часа после того, как занюхал три дорожки и выпил четыре кружки пива. Я был уверен, что Луиза настолько обрадуется трем полноценным граммам кокаина, которые покажу ей, что все волнения и беспокойства по поводу нашего расставания будут в момент забыты. Я — неудачник? Я покажу ей, кто неудачник. Кто еще мог выйти на улицу и так быстро добиться успеха в чужом городе?
Я пробежал через две ступеньки первый марш лестницы, с большим трудом преодолел второй марш и чуть ли не ползком — третий. Кокаин — не самое лучшее средство для повышения атлетических кондиций. Задыхаясь, постучал в дверь, достаточно громко, чтобы стук был услышан, несмотря на шум телевизора. Впусти, возьми, что я принес…
Дверь открылась внутрь, пара рук схватила меня за лацканы пиджака и втащила в комнату. Я увидел телевизор, одиночный белый носок, лежавший на полу, как упавший голубь, усы, а затем стену. Как в экстремальной съемке — крупным планом. Кто-то на меня орал, кто-то говорил, что только что выиграл отдых на двоих в Рио, кто-то держал мою голову за волосы. Я не чувствовал боли, когда меня ударили о стену сначала лбом, потом носом, затем левой щекой и снова носом. Когда меня ударили носом в третий раз, я почувствовал вкус крови, а когда прикусил губу, началась боль. Напрягшиеся потные ладони крепко держали мое лицо напротив стены, в то время как мою левую руку заломили за спину и высоко подняли к лопаткам. Я встал на цыпочки, чтобы уменьшить боль в мышцах, и, пока делал это, другая пара чужих рук обхватила меня за талию и отстегнула мой пояс, спустив джинсы на ботинки.
Кто-то выругался по-французски. После того как я осознал, что происходит, меня развернули и дважды ударили в неприкрытый пах. Сразу за последовавшим ударом в солнечное сплетение я упал на бок, корчась от боли и задыхаясь. Предотвратил удар в висок тыльной стороной руки.
— Стойте! Погодите! — прохрипел я. — Меня сейчас вырвет!
Беспощадные руки впились ногтями в мою плоть и потащили меня в туалет. Ботинки и джинсы сползли с меня окончательно, когда я схватился за края унитаза и заглянул внутрь.
На белый фарфор закапала кровь, прежде чем ее смыл первый поток рвоты. Желудок спазматически сжимался, глаза вылезали из орбит, из носа лилась кровь, как вода из неплотно закрытого крана. Стрелы тупой, непонятной боли впивались в мозг и проносились со свистом вдоль лобовой части, как телеметрические полосы ненастроенного телевизора. Единственным, что я различал, были прохлада и твердость мраморного пола под голыми коленями и фарфоровый край унитаза под моим горлом, но этого оказалось достаточно для реалистичной оценки ситуации. Я попал в большую беду, причем без штанов.
Мне хотелось, чтобы рвота продолжалась столько времени, сколько нужно для оценки затруднительного положения, но мои преследователи проявляли нетерпение. Один из них приказывал другим. По его приказу меня вытащили из туалета, протащили через спальню под бурные аплодисменты в ванну. Там находилось еще одно тело, прижатое к стене под ванной. Руки были связаны и подняты над головой, как будто в мольбе.