— К черту твои извинения, — ответила она и заставила меня вздрогнуть. — Развяжи мне руки.
— Лучше бы этого не делать, — прошептал я. — Что будет, если они войдут? Они могут снова нас избить.
Откуда-то из комнаты донесся запах бренди. Хорошее средство от шока.
— Развяжи мне руки, — прорычала она, — немедленно.
Бандиты разорвали простыню, чтобы связать ее, но узлы оказались свободнее, чем я ожидал, и я развязал ее так быстро, что могло возникнуть ложное представление о моей сноровке в этом деле. Она вытерла слезы рукой, пригладила волосы, села на колени и спустила платье с плеча.
— Посмотри, что эта сволочь сделала со мной, — прошипела она, вытолкнув левую грудь. Овал от неровных зубов, размером и формой со скорлупу грецкого ореха, окружал ее сосок, укус уже почернел и превратился в зловещий синяк. — И здесь, — добавила она и подняла руку, чтобы показать след другого укуса.
Я заморгал.
— Это все, что они сделали? — Я хотел выразиться иначе.
— Что ты имеешь в виду под словами «это все»? Разве этого не достаточно? — воскликнула она.
Луиза, связанная и избитая в ванной Кадиса, дрожала от страха, волнения, холода и ярости. Я подошел и коснулся ее руки. Она отпрянула.
— Никогда не прикасайся ко мне.
— Прости, — промямлил я вполне искренне.
— Одного извинения недостаточно, — сказала она. — Ничто никогда не компенсирует это. Никогда.
Она была права: может, сейчас наступило подходящее время, чтобы оставить ее.
— Ты подлый мерзавец. Они требовали от меня свой кокаин, как будто я знала, где он. Ты должен был сказать мне. Если бы ты сказал, где он зарыт, этого не случилось бы. Боже мой, его меньше килограмма! Неужели все это стоит какого-то кило? — Мне понадобилось время, чтобы сделать некоторые вычисления, но Луиза не стала ждать ответа. — Ты должен сказать мне, Мартин.
— Я сказал тебе, что он зарыт, и не сказал, где именно. Ты понимаешь, по какой причине. — Аромат дешевого коньяка путал мысли.
— По какой причине? — Ее губы скривились. Глаза загорелись, как предупредительные огни: если она не примет в ближайшее время хотя бы четверть грамма кокаина, ее мотор остановится.
— Вот по какой. Если бы я сказал тебе, где находится кокаин, они бы выбили из тебя эти сведения и, вероятно, убили бы тебя. Разумнее было не раскрывать секрета, пусть они попробуют выбить эти сведения из меня. Твое неведение не повредит тебе.
Я знал, о чем она думает. Она была права.
— Ты лжешь.
— Нет, — упорствовал я.
— Докажи, — предложила она.
У меня не было времени на споры с Луизой. Нужно было выработать стратегию переговоров с Жан-Марком, и в этом смысле я рассчитывал на полный компромисс. Иначе он войдет и спросит, где кокаин, я расскажу ему, где он хранится. А затем он убьет нас. Раковина была заполнена битым стеклом, от осколков исходил запах бренди.
— Каким образом, — спросил я в ужасе, — здесь разбили бутылку бренди?
— О твою голову, идиот, — вздохнула Луиза. — Неужели ты не чувствуешь запах своих волос? Ты воняешь, как бомж.
У меня и Луизы останется больше шансов выжить, если мне удастся убедить лягушатников, что они не смогут найти кокаин без нас. Я мог бы сказать им, что наркотик спрятан, как глиняный кувшин с мавританским золотом, в месте, которое им самим никогда не найти. Я вызовусь показать им это место при условии, что Луизу отпустят и обеспечат ей полную безопасность. Если бы я не вернулся, она бы позвонила куда следует, и у них все бы сорвалось. В этом случае наши жизни были бы спасены, и она никогда не узнала бы о подлинном количестве спрятанного кокаина. Я прокручивал этот план в голове, надеясь внести в него улучшения, но успел только запомнить его или большую его часть.
— Ты что, глухой? — Я подпрыгнул на месте — говорила Луиза. — Я спрашивала тебя, где зарыт кокаин.
Возможно, я собирался что-то сказать, но оставил ее вопрос без ответа. Мой распухший рот открылся, когда я взглянул на нее. Она была сердита.
— Ты должен мне сказать, Мартин, неужели не понимаешь?
Я должен был говорить о сигарете, иначе пришлось бы думать о другом, как раз сейчас я думал о маленьком полиэтиленовом шарике, хранящемся глубоко в кармане моих джинсов «Вранглер».
— Если ты мне не расскажешь, я для них буду ничто. Излишней…
— Ненужной, — поправил я ее. — «Ненужной», хотя, полагаю, «излишней» тоже сгодится.