Он проводил зверюшку взглядом. И совершенно неожиданно понял, до чего здесь красиво.
Лучи света пробивались сквозь дыры и щели в стенах, причудливо пересекались, сплетались между собой, разбегались в стороны; вьющиеся по стенам цветы пахли хорошо и сладко, но по отдельности это не значило ничего, а вот всё вместе превращало храм из полуразрушенной прогнившей постройки в нечто живое, цельное, волшебное.
Подумалось, что храм поэтому и стремится улететь — потому что он живой.
— Рок! — громким шёпотом позвал Алекс, развернувшись к двери. — Рок, иди глянь! Тут красиво!
Конь, оставшийся ждать у порога, отозвался презрительным фырком. Полезным фырком, потому что он привёл Алекса в чувство. Пришлось помотать головой и как следует проморгаться, чтоб отбросить несвоевременное и чуждое ему обычно восхищение, сосредоточиться, оглядеться и увидеть алтарь у противоположной стены.
— Ага-а... — победно протянул Алекс и решительно двинулся к нему.
Алтарь был увит теми же цветами, что и стены, только здесь цветов было больше, и пахли они куда сильнее: сладко, пряно, остро. За шаг до алтаря Алекса повело, он вновь мотнул головой, нахмурился, пытаясь вспомнить, когда и сколько пил, но не смог, потому что воспоминания увели совсем не туда.
Воспоминания увели домой.
Там было солнечно, и цветы тоже были, вот точно такие же, как эти, на лесной поляне, и можно было идти вглубь леса, потому что его должны были вот-вот окликнуть, но пока не окликнули можно было сделать еще один шаг, а потом еще шаг, всего двенадцать шагов, он помнит каждый, он возвращается, и цветы пахнут так же, как прежде…
Руку к печати он протянул уже по инерции, продолжая начатое движение. И даже схватил её, мирно покоящуюся в самом центре алтаря. Ещё совсем размыто успел увидеть жертвенный кинжал тут же, рядом с печатью, и почувствовал, как покатилось, захрустело что-то по ногами.
Опустил взгляд, увидел целую груду костей, которая тут же рассыпалась, превратилась в цветы, те самые цветы, что пахли так хорошо, пахли домом…
Дом. Лес. Поляна. Он почти дошел. Он почти видел ее.
— Алекс! — резко окликнули его, и он заставил себя вскинуться. Больно ударился затылком, с трудом разлепил глаза. Оказалось, что он уже сидит, привалившись спиной к алтарю, в груде костей и черепов. Медленно поднялся, опираясь свободной рукой о камень. Отметил, что камень тёплый, но не слишком сосредоточился на этом ощущении, потому что куда большее недоумение вызвал возникший в дверях силуэт Рамора.
Ну, и кости.
И местный дурман.
Алекс уже имел дело с дурманом. С дурманом, мороками и наведёнными думами. Гадость, гадость! Самое отвратительное — теряться в реальностях.
Несмотря на то, что Алекс в этом деле, можно сказать, эксперт.
“Что ж за боги тут такие? — сердито подумал он, пытаясь удержаться: в сознании, на ногах. — Почему нельзя просто выйти подраться? Зачем обязательно в голову лезть и все в ней путать? Там и без них все ох как запущено...”
— Рамор... — пробормотал он.
Да, в дверях стоял Рамор. Кажется. Дурман — такая штука, что верить ничему вокруг нельзя.
— Она у тебя? — напряжённо спросил тот и коротко зыркнул по сторонам — видимо, чтобы определить, с чего это вдруг Алексу вздумалось поспать.
— Она? — переспросил Алекс.
— Печать! — раздраженно ответил Рамор.
Точно.
Он пришел сюда за печатью.
И до сих пор сжимал ее в руке. Меч, главное, выронил — вон, под ногами, валяется. Зато печать — держит.
Протянул в ответ:
— Возмо-ожно… — лихорадочно пытаясь понять, какая выгода древнему богу отбирать печать, прикидываясь человеком, который вырвал его из странного сна. Получалось, вроде как, что никакой. Но кто их, этих древних богов, знает? Всё у них не как у людей.
Алекс оттолкнулся от алтаря и сделал шаг к выходу. Рамор двинулся навстречу, следом за ним, вошел Рок, глядя в спину так, будто раздумывал, не укусить ли. Впрочем, почему "будто"? Настоящий сторожевой конь!