Сакар был юн, но уже научился сливаться с окружающей темнотой, и Рамор на миг замер, не дойдя полшага, потому что осознал, насколько верна эта метафора. В который раз разозлился на отца мальчика, слишком рано покинувшего его, покинувшего их, взвалившего непосильные ноши на плечи обоих: одному — титул лорда, второму — обязанности няньки.
Рамор не умел нянчить детей. И в принципе не понимал, как вести себя с таким, как Сакар. Иногда — взрослый и рассудительный, разве что по-детски жестокий, человек. Но жестокость — это в его случае как раз хорошо. Ему сейчас, пока не отвоюет право на свое место, на титул, только жестокость и поможет.
А иногда — ребёнок ребёнком. Особенно когда сидит с этими своими якобы волшебными книгами. Когда играет с гадальными картами и костями. Когда сбегает в палатку к Оракулу, и пропадает там днями, слушая бредовые россказни этого лжеца.
"Да хоть бы уже в крисс-край играл!" — возмущенно думал Рамор. Тоже глупая игрушка, но она хотя бы — признак хорошего тона, если ты знатная особа.
Он даже подсовывал лорду эту чертову доску, но тот, лениво передвинув пару фигурок, снова отвлекался на свои глупости.
О том, чтобы взять в руки меч и выйти на тренировочную площадку, речи, разумеется, даже не заходило. Рамор тренировал его в специально оборудованном для этого подвале. Сакар вообще любил подвалы: чтобы темно и пыльно.
Сакар как был замкнутым ребенком, сидящим в темном углу и погружённым в древние манускрипты, так им и остался. И говорили же Рамору после смерти старого лорда: “не тащи на вершину холма то, что сидеть там не должно”.
Рамор тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, продолжил движение, завершая шаг, и тяжело опустил ладонь на острое плечо. Насмешливо хмыкнул:
— Ну да. Если будешь долго смотреть на дорогу, то на ней появится этот твой Алекс…
Потом хмыкнул еще раз, осторожно приподнял двумя пальцами ткань плаща, присмотрелся.
— Ага, — добавил задумчиво, — если парадный плащ надеть, то точно появится…
Сакар резко развернулся, сбрасывая руку, — взметнулись мягкие тёмные локоны — и решительно зашагал прочь по темному коридору.
— Ещё и голову помыл! — восхитился Рамор, догоняя.
— Подходит к концу второй день, Рамор, — заговорил Сакар, не останавливаясь и не оборачиваясь. Его голос прозвучал непривычно жестко, холодно. Обычно Сакар говорил куда мягче, куда тише, почти напевным шепотом.
Но не сегодня.
— Оракул обещал, что Охотник придёт на исходе второго дня, — нетерпеливо напомнил он. — Второй день подходит к концу...
И покосился так, будто Рамор мог выполнить обещанное Оракулом. Да даже если б это было в его силах, не выполнил бы. Не хватало! Оракул никогда ему не нравился, Рамор давно уже вывел бы лживого гада на чистую воду, не приноси он такие несусветные доходы его лорду.
Ну и еще потому что немного побаивался. Несмотря на то, что во все его басни Рамор не верил, иногда, очень редко, Оракул и впрямь казался ему воплощением той самой тьмы, в которую так легко и естественно ныряет Сакар.
— Ну, раз Оракул обещал… — многозначительно протянул Рамор в ответ.
Он, конечно, понимал, что занятия магической ересью, бросания карт и костей, эта манера кутаться в тёмный шёлк, умение застыть неподвижным изваянием — хоть какой-то, да образ. А народу нужен понятный образ нового лорда, особенно учитывая его неказистую внешность, очевидную физическую слабость, болезненность и ни одного героического свершения за восемнадцать лет жизни и уже более года — на вершине холма.
Образом этакого темного мага можно легко запугать народ. Но так же легко — и настроить против себя. Кроме того, вся эта белиберда плохо влияла на умение Сакара мыслить трезво.
Пока дело касалось мелочей, было терпимо. Но теперь Сакар решил, что для победы в его первой битве ему просто необходима волшебная печать из заброшенного Храма Ветров на горе Собр, а это уже попахивало сумасшествием. Теперь же стало и того хуже — теперь он ждёт в гости какого-то волшебного дядьку, которого, кстати, не приглашали. Которого Оракул просто пообещал.