Алекс полулежал в телеге и смотрел на неспешно плывущие мимо деревья из-под прикрытых век. Дышал тихо, слабо. Так дышат люди, которые умирают. Может, он скоро умрёт? Нашёл же отец проводника!
Кияр видел, даже безо всяких образов: проводник чем-то болен. Измождён. Даже сон ему, наверное, уже не поможет: ему нужно лечение. И несколько недель не вставать. А лучше вообще не шевелиться, чтобы смерть подумала, что её работа здесь закончена. Может, тогда отступит? Ведь Алекс уже даже не на грани между жизнью и смертью, он уже в руках смерти, и всё ещё остается в мире живых лишь потому, что смерть то ли забыла о нём, то ли решила дать ему ещё немного времени — выполнить последнее поручение.
Если кто остановит их в дороге, можно сказать, что везут хоронить брата. А что тот ещё дышит — так разве не видно, что ненадолго? Как раз ко времени и доедем...
Телега качнулась на ухабе, Нора коротко оглянулась. Убедилась, что все на месте, никто не выпал, и вновь уставилась вперёд. Кияр прислушался к ней. Нора думала о том, чтобы ехать как можно мягче, осторожнее. Она никуда не спешила. Она вообще не любила спешить.
Её мысли были чистыми, прозрачными, полупустыми, как вода в пруду в безветренный день.
Кияр снова глянул на Алекса. Тот наконец закрыл глаза. Кияр придвинулся к нему, но не слишком близко: так, чтобы если вдруг проснётся и попытается достать — не дотянулся. А то вдруг почует неладное и спросонья полезет в драку?
Прислушался.
От мыслей Алекса пахнуло сухим жаром.
Что-то горело то ли в нём, то ли в его сне...
Да всё там горело! Деревья, дома, камни, песок.
И нигде не было воды.
Кияр подумал, что Алексу, наверное, хочется пить. Потянулся к мешку, в котором была фляга. Достал, открутил крышку, смочил первую попавшуюся в руки тряпку, двинулся ближе и приложил к его лбу.
— Убери, — неожиданно чётко приказал Алекс, и Кияр послушался.
Алекс открыл глаза, сел ровнее и сообщил:
— Не нужно меня протирать, я не тарелка.
Нора покосилась через плечо.
— Следи за дорогой, — бросил ей Кияр. — Всё в порядке.
— Кроме того, что ты решил меня чем-то помыть, — фыркнул Алекс.
— Это вода, — ответил Кияр. — Тебе была нужна вода. Мне показалось, у тебя жар...
— А у меня не было жара, — пожал плечами Алекс.
— Но ты...
Алекс поднял ладонь, и Кияр, повинуясь жесту, замолчал.
— Не надо трогать меня и мою голову, — сказал он. — Я в неё ем и ею думаю. Когда её трогают, думать получается хуже. Настолько хуже, что я не сразу понял, что болит она от тебя. Почему от тебя болит голова, Кияр?
Кияр вздохнул. Снова покосился на Нору. Она всё знает. Совершенно не чувствует, когда он в её голове, но знает. Если не забыла... Нора быстро забывает, ведь её мысли пусты и чисты.
Как бы ответила она, чтобы попроще и покороче? Как бы Кияр объяснил ей?
Наверное, так:
— Я пытаюсь прочесть твои мысли.
Нора не обернулась на этот раз. Не удивилась, наверное. Не утекло, значит, это знание из её прозрачных мыслей.
Алекс же приподнял брови. Долго глядел в глаза, будто пытался понять, правду ли ему сказали.
Наконец спросил, как показалось Кияру, с неким сочувствием:
— И как?
— Не выходит, — так же честно признался он. — Твои мысли закрыты.
— Там ещё надпись: "Не влезай — убьёт", — сказал Алекс. — Не видел? Я могу на лбу написать, чтоб не забыл. Если что-то закрыто — это такой лёгкий намёк, что открывать его не надо…
Кияр слышал от отца, что Алекс говорит странно. Оказалось, он говорит не только странно, ещё и много, и быстро, как будто специально старается, чтобы его точно не поняли. Как его понимали отец? Отец ведь не умеет читать мысли.
Потому в последние годы отец и предпочитал держаться подальше от Кияра: он не любит быть в проигрышном положении. Потому, наверное, отправил за ним и этого, запутанного: чтобы Кияр не выиграл хоть немного, прочитав подосланного человека. Кто знает, какие секреты могут быть в голове у того, кто близок к Императору...
— Слишком многословен, — отметил Кияр вслух. — Что в твоих мыслях такое, что ты так боишься показать, и скрываешь многословием?
— Оно не для детей, — наставительно ответил Алекс.
— Кто ты такой? — прищурился Кияр.