Так вот, в ящике стола вместе с ножницами лежали иголки, нитки, цветные лоскутки, обрезки резинок, ленты, пуговицы, запонки, пяльцы, портновские мелки, сломанная авторучка, перчатка без пары, собачий ошейник, засохшая палочка дрожжей, пластмассовый шарик и ещё много разных разностей и всякой всячины. И всё это перепуталось, переплелось, скаталось, свалялось, смоталось в один большой беспорядочный клубок. Не разберёшь, что и как, где что и что к чему.
«Ах! — восклицали ножницы. — Мы этого не выдержим! Ни повернуться, ни развернуться, ни потанцевать!»
Как-то утром чья-то рука приоткрыла ящик и сунула туда связку ржавых ключей. Этого было достаточно, чтобы ножницы выскочили наружу, скользнули по паркету, подскочили на подоконник и вывалились через открытое окно во двор. Ножницы воткнулись в мягкую землю своими острыми прямыми ножками и поглядели вокруг двумя круглыми колечками. Они оказались в саду в окружении испуганных розовых кустов, дрожащих нарциссов, трясущихся гиацинтов, трепещущих тюльпанов.
«Привет!» — сказали ножницы.
«Не очень рад вас видеть», — ответил розовый куст.
«Никогда не мечтал с вами встретиться», — проворчал гиацинт.
А пион высунул свою взъерошенную голову из-за куста и пискнул:
«Садовые ножницы — не самый желанный гость в саду».
«Мы вовсе не садовые, — сказали ножницы. — Мы портновские и притом пляшущие».
И ножницы заплясали, завертелись на кончике длинной острой ножки. Они кружились, взлетали, вихрем носились по саду и слышалось только: ЧИК! ЧИК! ЧИК! Ножницы танцевали в самой гуще цветов. И с хрустом переламывались подрезанные стебли, шуршали опавшие лепестки, хлопались на землю откромсанные головки цветов. А ножницы ничего не замечали, они упивались собственным танцем, и казалось им, что это раздаются хлопки, слышится шёпот восторженных зрителей.
Так ножницы проплясали по траве, по кустам, по головам цветов, вспрыгнули на ограду и очутились на улице. Они дробно пристукивали острыми ножками.
«Ух, дёрнем!» — ухали ножницы и пропарывали брюки.
«Эх, махнём!» — и отмахивали подолы платьев.
«И-их, рванём!» — и рвали чулки.
«Ох, сбацаем!» — и бац-бац по каблукам. Набойки так и летели во все стороны.
Прохожие шарахались от их опасных па. Но пляшущие ножницы не останавливались. Топот убегающих прохожих казался им топаньем неистовых зрителей и поклонников.
А когда пошёл дождь…
Ночник надолго вдруг замолчал. Бродяжка выглянул из-под моста, проверить — не идёт ли и вправду дождь. Он увидел, что небо посветлело, начинался рассвет. И ночник начал понемногу меркнуть, меркнуть, свет его бледнел. А когда взошло солнце, рядом с бродяжкой снова стоял старый, помятый ночной светильник с облезлым, запылённым колпаком.
«Приснилось мне это, что ли?» — подумал бродяжка.
Он выбрался из-под моста и ушёл, а ночной светильник и по сей день стоит там. Если вам случится проходить вечером по мосту, не поленитесь заглянуть под него — светится ли там огонёк старой лампы?
ВЕРТОЛЁТ
(перевод с сербскохорватского)
Тимотийе Пеич из Петровардина придумал вертолёт на одного человека. Новый вертолёт намного лучше существующих — ему не нужен мотор, а пропеллер заменяют руки. Человек крутит ими над головой всё быстрее и быстрее, пока не взлетит. Во всём остальном вертолёт Тимотийе Пеича не отличается от обычных.
Стоянка Грозданов-Давидович
СКАЗКИ О МАЙЕ
(перевод со словенского)
Стоило только маленькой девочке Майе заснуть, она тут же встречала другую Майю — Майю Во Сне. Совершенно другую. Такую, которая всё может и всё умеет. Та, другая Майя — Майя Во Сне, может превратиться в кого угодно, очутиться где угодно, умеет летать, считать хоть до миллиона и даже стать невидимкой.
Как-то Майя попросила маму пойти с ней к бабушке. Но мама сказала, что уже поздно, и уложила Майю спать. И она, конечно же, встретила Майю Во Сне.
— Ты хочешь к бабушке? — спросила Майя Во Сне. — Ну, это проще простого.
И она превратила Майю в письмо. А письмо, естественно, попало на почту.
«Ну, — думает Майя, — сейчас меня к бабушке отнесут».
Но не тут-то было! Посмотрел почтальон на письмо и поднял одну бровь, повертел письмо в руках и поднял другую бровь. А когда все до одной брови были подняты, почтальон с удивлением воскликнул: