Двенадцать стульев - полная версия

— Обвалится эта каланча на твоего Эйфелева, — грубо ответил Ипполит Матвеевич. — Я б такому дураку даже конюшни не дал строить.

И среди двух русских возник тяжкий спор, кончившийся тем, что Ипполит Матвеевич в сердцах купил молодого рослого сенбернара, доводившего Елену Станиславовну до притворной истерики и прогрызшего ее новую ротонду[78], обшитую черным стеклярусом.

В пахнущем москательной лавкой Париже молодые люди веселились: шатались по кабачкам, ели пьяные вишни, бывали на спектаклях «Французской комедии»[79], пили чай из самовара, специально выписанного Ипполитом Матвеевичем из России, за что и получили от отельной прислуги кличку «молодоженов с машиной»; неудачно съездили на рулетку, но не говорили уже больше ни о бедственном положении приютских детей, ни о живописности старгородского парка, потому что страсть незаметно пропала и осталась привычка к бездельной веселой жизни вдвоем. Елена Станиславовна сходила однажды к известной гадалке, мадам де Сюри, и вернулась оттуда необыкновенно взволнованной.

— Нет, ты обязательно должен к ней сходить. Она мне все рассказала. Это удивительно, — твердила Елена Станиславовна.

Но Ипполит Матвеевич, проигравший накануне в безик семьсот франков заезжему россиянину[80], только посмотрел на свои кофейные с черными лампасами панталоны и неожиданно сказал:

— Едем, милая, домой. Давно пора.

Старгород был завален снегом.[81] Тяжелые обозы шагом проходили по Большой Пушкинской. Обледенелые деревья Александровского бульвара были абонированы галками. Галки картавили необыкновенно возбужденно, что напоминало годичные собрания «Общества приказчиков-евреев». Снежные звезды, крестики и другие морозные знаки отличий медленно садились на нос Ипполита Матвеевича. Ветра не было. С вокзала Ипполит Матвеевич ехал на низких санках, небрежно поглядывая на городские достопримечательности: на новое здание биржи, сооруженное усердием старгородских купцов в ассиро-вавилонском стиле, на каланчу Пушкинской части с висевшими на ней двумя большими круглыми бомбами, которые указывали на пожар средней величины[82], возникший в районе.

— Кто горит, Михайла? — спросил Ипполит Матвеевич кучера.

— Балагуровы горят. Вторые сутки.

Не проехали и двух кварталов, как натолкнулись на небольшую толпу народа, уныло стоявшую напротив балагуровского дома. Из открытых окон второго этажа медленно выходил дым. Внезапно в окне появился пожарный и лениво прокричал вниз:

— Ваня! Дай-ка французскую лестницу.

Снег продолжал летать. Внизу никто не отзывался. Пожарный в раздумье постоял у окна, зевнул и равнодушно скрылся в дыму.

— Так он и пять суток гореть будет, — гневно сказал Ипполит Матвеевич. — Тоже… Париж.

С Еленой Станиславовной Воробьянинов разошелся очень мирно. Продолжал бывать у нее, ежемесячно посылал ей в конверте 300 рублей и нисколько не обижался, когда заставал у нее молодых офицеров, по большей части бойких и прекрасно воспитанных.

Ипполит Матвеевич продолжал жить в своем особняке на Денисовской улице, ведя легкую холостую жизнь. Он очень заботился о своей наружности и, морщась от боли, выдирал стальным пинцетом высовывающиеся из ноздри волоски; посещал первые представления в городском театре и одно время так пристрастился к опере, что подружился с баритоном Абрамовым и прошел с ним арию Жермена из «Травиаты» — «Ты забыл край милый свой, бросил ты Прованс родной». Когда приступили к разучиванию арии Риголетто: «Куртизаны, исчадия порока, насмеялись надо мною вы жестоко», — баритон с негодованием заметил, что Ипполит Матвеевич живет с его женой, колоратурным сопрано. Последовавшая затем сцена была ужасна. Возмущенный до глубины души баритон сорвал с Воробьянинова 160 рублей и покатил в Казань.

Скабрезные похождения Ипполита Матвеевича, а в особенности избиение в клубе благородного собрания присяжного поверенного Мурузи закрепили за ним репутацию демонического человека.

Даже в 1905 году, принесшем беспокойство и тревогу, Ипполита Матвеевича не покинула природная жизнерадостность и вера в твердые устои российской государственности. К тому же в имении Ипполита Матвеевича все прошло тихо, если не считать сожжения нескольких стогов сена. Графа Витте, заключившего Портсмутский мир[83], Ипполит Матвеевич сгоряча назвал предателем, но подробно по этому поводу так и не высказался.

Новые годы не переменили жизни Ипполита Матвеевича. Он часто бывал в Петербурге и Москве, любил слушать цыган, делая при этом тонкие различия между петербургскими и московскими, посещал гимназических товарищей, служивших кто по министерству внутренних дел, а кто и по финансовой части.

Жизнь проходила весело и быстро. На Ипполита Матвеевича уже не охотились предприимчивые родоначальницы. Все считали его безнравственным холостяком. И вдруг, в 1911 году, Воробьянинов женился на дочери соседа — состоятельного помещика Петухова[84]. Произошло это после того, как отъявленный холостяк, наехав как-то в имение, увидел, что дела его пошатнулись и что без выгодной женитьбы поправить их невозможно. Наибольшее приданое можно было получить за Мари Петуховой, долговязым и кротким скелетом. Два месяца Ипполит Матвеевич складывал к подножию кроткого скелета белые розы, а на третий сделал предложение, женился и был избран уездным предводителем дворянства.

— Ну, как твой скелетик?[85] — нежно спрашивала Елена Станиславовна, у которой Ипполит Матвеевич после женитьбы стал бывать чаще прежнего.

Ипполит Матвеевич весело ощеривался, заливаясь смехом.

— Нет, честное слово, она очень милая, но до чего наивна… А Клавдия Ивановна!.. Ты знаешь, она называет меня Эполет. Ей кажется, что так произносят в Париже. Замечательно.

С годами жизнь Ипполита Матвеевича заметно менялась. Он рано и красиво поседел. У него появились маленькие привычки. Просыпаясь по утрам, он говорил себе: «Гутен морген» или «Бонжур». Его одолевали детские страсти. Он начал собирать земские марки, ухлопал на это большие деньги, скоро оказался владельцем лучшей коллекции в России и завел оживленную переписку с англичанином Энфильдом, обладавшим самой полной коллекцией русских земских марок. Превосходство англичанина в области коллекционирования марок подобного рода сильно волновало Ипполита Матвеевича. Положение предводителя и большие связи помогли ему в деле одоления коварного врага из Глазго. Ипполит Матвеевич подбил председателя земской управы на выпуск новых марок Старгородского губернского земства[86], чего уже не было лет десять. Председатель управы, смешливый старик, введенный Ипполитом Матвеевичем в суть дела, долго хохотал и согласился на предложение Воробьянинова. Новые марки были выпущены в количестве двух экземпляров и включены в каталог за 1912 год. Клише Воробьянинов собственноручно разбил молотком. Через три месяца Ипполит Матвеевич получил от Энфильда учтивое письмо, в котором англичанин просил продать ему одну из этих редчайших марок по цене, какую будет угодно назначить мистеру Воробьянинову.

От радости на глазах у мистера Воробьянинова даже выступили слезы. Он немедленно сел писать ответное письмо мистеру Энфильду. В письме он написал латинскими буквами: «Nacosia — vicousi!».

78

…ротонду… — (итал. rotonda — круглая) — длинная женская накидка без рукавов, с прорезями для рук, вошедшая в моду с 1870-х годов. Вероятно, названа по сходству силуэта с архитектурной ротондой — круглой беседкой.

79

…«Французской комедии»… — Comedie Francaise — созданная по королевскому указу в 1680 году театральная труппа, репертуар которой составляли исключительно французские пьесы; в XIX веке самый консервативный французский театр, отстаивавший традиции классицизма.

80

…проигравший… в безик… заезжему россиянину… — Подразумевается, что Воробьянинов стал жертвой мошенничества: безик — одна из примитивнейших карточных игр, потому шулеры обычно использовали ее для вовлечения новичков.

81

…Старгород был завален снегом… — Так в рукописи. При публикации фраза изменена: «Когда через год они вернулись назад, Старгород был завален снегом». Вероятно, изменение было обусловлено тем, что описание парижской жизни Воробьянинова и Боур — от фразы «Ипполит Матвеевич со своей подругой приехали в Париж осенью» до финальной реплики «Едем, милая, домой. Давно пора» — было изъято при журнальной публикации.

82

…каланчу… с висевшими на ней двумя большими круглыми бомбами… пожар средней величины… — В России на пожарных каланчах находились специальные круглосуточные посты: в случае обнаружения дыма и огня дозорный вывешивал круглые кожаные шары размером примерно с человеческую голову — так называемые «бомбы», посредством которых указывалась часть города, где начался пожар, обозначались интенсивность и размеры возгорания.

83

…Витте… Портсмутский мир… — Граф С. Ю. Витте (1849–1915) — глава российского правительства в 1903–1906 годах, считался либералом, сторонником реформ, в связи с чем был постоянно критикуем монархистами. Витте представлял Россию при заключении Портсмутского мирного договора (1905), фиксировавшего поражение в войне с Японией, что также вызывало недовольство.

84

…дочери… состоятельного помещика Петухова… — Судя по рукописи, тестю Воробьянинова авторы изначально дали другую фамилию — Осетров. Изменения внесены уже в беловой вариант.

85

…приданое можно было получить за Мари… долговязым и кротким скелетом… Ну, как твой скелетик? — нежно спрашивала Елена Станиславовна… — Сохранившееся в рукописи сравнение будущей жены Воробьянинова со скелетом изъято при редактировании для журнальной публикации — Мари названа «долговязой и кроткой девушкой», вопрос же Елены Станиславовны был оставлен, в связи с чем может показаться, что Боур внезапно заинтересовалась костным строением Воробьянинова. Поскольку в беловом варианте нет соответствующей авторской правки, уместно предположить, что причина упомянутых несообразностей — инициатива редактора.

86

…земские марки… председателя земской управы… — Губернское земство как общесословное самоуправление состояло из губернского земского собрания — распорядительного органа — и управы, собранием избранной, то есть исполнительного органа, возглавлял же собрание и управу председатель, также выборный. Земский бюджет формировался из различного рода пожертвований, налоговых обложений и сборов, к таковым относились и доходы от продажи марок.