Клод Анэ
Двенадцать тысяч лет назад
ПРЕДИСЛОВИЕ
В наши дни, когда так остро спорят о сказке, о вреде и пользе фантастического, приобретает особое значение одна ветвь художественной литературы. Это та ветвь, которая имеет дело не с вымыслами, произвольно переворачивающими вещи действительного мира, а с воспроизведением своеобразной, резко отличной от современной, жизни. Сюда относятся многочисленные «приключенческие» повести и романы, рисующие подвиги в воздухе, на суше и па море. Среди них наиболее интересуют воспитателя научные приключения: борьба с природой, великие открытия и изобретения.
Не менее важна п историческая беллетристика, т. о. повести и романы, изображающие прошлое как нашего социалистического отечества, так и других стран земного шара.
За последние тридцать лет рядом с историей, изучающей прошлое человечества со времени появления металла и письма, стала первобытная история (кратко — «праистория»), вскрывающая то «первобытные времена», когда род людской не слыхал еще бодрящего звона металла и не оставлял еще разборчивых письмен, знаков своих мыслей и памятников своих деяний.
Художественная литература использовала богатый материал, даваемый первобытной историей. Молодая доисторическая беллетристика, рисующая жизнь людей каменного века, особенно пригодна для замены фантастики. Этого рода художественная литература больше, чем какая-либо другая, способна одновременно п развивать творческое воображение, и расширять умственный кругозор, и воспитывать самодеятельность нашей молодежи.
Настоящая повесть, переведенная уже с. французского па английский язык, была встречена очень сочувственно учеными специалистами, изучающими прошлое первобытного человечества. Но, как и другие повести и романы о доисторических временах, она, пробуждая интерес к седой старине человечества, не в состоянии дать точного и верного ее воспроизведения. Поэтому ознакомление с данной книгой отнюдь не освобождает от необходимости заглянуть в научно-популярные описания жизни первобытного человечества, которые дают гораздо более полную п точпую картину доисторической эпохи, чем может дать художественное произведение, отбирающее детали под другим углом зрения, сравнительно с наукой.
В. Н н к о л ь с к и й
От автора
История, которая здесь рассказана, произошла приблизительно двенадцать тысяч лет назад на берегах реки Везеры, в нескольких милях от того места, где она впадает в Дордону.
Там, в пещерах, на каменных стенах еще до сих пор сохранились вырезанные и разрисованные изображения животных, которые говорят нам о жизни народа, давно исчезнувшего с лица земли, но оставившего вечные памятники своего искусства, своих верований и обычаев.
Обратимся же к ним.
Племя Медведя
Пустынная местность. По берегу извилистой реки — рваные цепи холмов; в их углублениях — долины, болота, луга. Здесь и там голые осыпи, отвесные скалистые стены, и тут же на склонах густой лес: береза, ель, сосна, дуб, клен. Многие деревья лежат поверженные: одни разбила молния, другие ураган вырвал с корнем и разбросал в беспорядке. Лежат и гниют…
Зима уж близилась к концу. Здесь и там на склонах холмов еще лежал снег, но воздух был легок, чувствовалось, что скоро на деревьях нальются почки.
Тишина… Молчание… Ни следа человека… Только лисица пробежит по опушке леса, да выхухоль выскочит на тропу, да орел чертит круги в воздухе.
Куда ни глянет глаз — ни поля, ни башни, никакого человеческого сооружения.
И все же в косых лучах заходящего солнца можно было увидеть голубоватый дымок, который подымался с берега реки, заросшего кустарником, и таял в воздухе. А вот в некотором отдалении — другое, совсем прозрачное дымное облако поднялось и растаяло в вышине. Значит, человек был здесь, в этой обширной, пустынной стране, он был здесь, но только тщательно прятался в ущельях, по берегам этой извилистой реки.
И действительно: на краю обрыва, в сумерках, от ствола лиственницы отделилась фигура. Это был человек, еще совсем молодой, стройный, гибкий. Небольшая голова, ловко посаженная на плечи, темное от загара и ветра лицо, правильные черты, прямой нос, блестящие глаза… Нон, сын Тимаки, из племени Медведя…
Оленья шкура покрывала его тело, а к ногам были привязаны кожаные сандалии. Он крался неслышно, низко сгибаясь, высматривая следы зверя. Они привели его к узкой норе. Здесь Нон растянулся на коричневом ковре прошлогодней листвы и мхов, оперся на локти и застыл. Если бы не копна его пышных каштановых волос, его нельзя было бы отличить в сумерках от темной земли, на которой он лежал.