«Подиум» – это иллюстрированный модный журнал.
– Нет, – говорю я, – вы меня с кем-то перепутали.
Девушка в сомнении кивает головой:
– Да нет… На вас был вот этот перстень…
Кольца – это моя слабость. И если в мире много похожих лиц, то сочетание знакомого кольца со знакомым лицом – это уже вещественное доказательство. Цена моей славы – вот такие восторженные взгляды юных девиц, которые мечтают попасть в глянцевый журнал.
– Нет-нет, – повторяю я и отворачиваюсь к окну. Включаю музыку в плеере громче. Я хочу перевернуть эту страницу. Она слишком блестит…
Собственно, я еще ничего не сделала, чтобы привлекать к себе внимание. А все, что достигнуто, осталось в прошлой жизни, о которой не хочется вспоминать. Я давно уже ничего не пишу, но и сейчас слышу этот въедливый вопрос: «Как к вам приходят такие сюжеты?»
Для меня это очень сложный вопрос. Трудно объяснить нормальным людям…
Вот сейчас я смотрю на женщину в шубе из кошек. И меня потихоньку начинает тошнить. Бывают шубы из такого меха, что и не поймешь, что это такое – хвосты или спинка. Кажется, это просто мягкая пушистая ткань фабричной выделки, которая ну никак не связана с убийством, со смертью… Но кем нужно быть, чтобы приобрести именно такую – шкурки, явно содранные с дворовых кисок – серых в тоненькую полоску, сшиты так, что почти видны их распятые тельца. В подмышках серые полоски прерываются двумя белыми пятнышками. У несчастного животного были «особые приметы». Наверное, по ним ее и разыскивала хозяйка, обходя помойки и приюты для животных. «Вы не видели?.. У нее еще два таких пятнышка… белые… на спинке…» Вот они, эти пятнышки, прямо надо мной, под высоко поднятой рукой тетки, вцепившейся в поручень.
Меня тошнит. Надеюсь, вас тоже…
И вот эта тетка в шубе выходит из маршрутки (она, понятно, еще едет, держа над моей головой свою руку с этими пятнышками, но мое воображение уже выталкивает ее наружу), куда-то идет (куда – для нас не имеет значения) и натыкается на безутешную хозяйку определенной части своей верхней одежды. Той, что в подмышке. Они могут сначала поболтать о погоде, о детях или мужьях… Пока хозяйка мурки не заметит распятый силуэт с двумя белыми пятнами.
Дальше из этой ситуации можно делать все что угодно. Комедию, драму, триллер. Развивать в разных направлениях, раздувать страниц на четыреста, вводя туда кучу героев – тоже довольно разных. От слесаря Васи до олигарха N.
Дело не в них. Дело в… маленькой гребенке, на которой играет мелодию герой фильма Кислевского «Три цвета. Белый» – сначала на полу парижского метро, потом – в собственном офисе в Варшаве. То есть дело в направлении мысли, в конце концов – в деталях. Вот в этой шубе из домашних животных, в белых пятнышках в подмышках, из которых может разыграться настоящая шекспировская драма.
Эту историю я никогда не напишу. Она всплыла случайно и канула в небытие. Собственно, их вокруг меня – полно. На них я зарабатывала кучу денег, отправляя когда-то свои первые опусы в разные журналы. В общем-то, это – перевернутые страницы моей жизни. Я сменила имя, постриглась и перекрасилась, бывшие знакомые меня не узнают. Остались такие вот безумные поклонники, как эта девчушка. Да и те узнают меня не потому, что читали, а потому, что мое лицо раньше часто появлялась на телевидении и страницах прессы, в частности модной, глянцевой. То есть такой, которую они читают, надеясь удачно выйти замуж или профессионально намалевать на своем лице черты какой-то Кайли Миноуг. Иногда я получала от них письма. Они воспринимали мои истории всерьез. Так же, как я воспринимала романы своих любимых писателей.
Но когда я поняла, КАК все делается – мне надоело читать.
Непостижимым для меня остался только Шекспир. Технологию других вещей я начала понимать. И когда это произошло, решила – настало время изменить судьбу.
Участие во всеобщей профанации – не мой путь.
– Вот вы какая… – говорит главврач, и я прихожу в ужас: неужели он любитель модных журналов? – Моя жена, когда услышала, что вы будете у нас работать, очень обрадовалась. Велела непременно взять у вас автограф. Завтра я принесу журнал. Она их собирает.
Я молча вежливо улыбаюсь. Внутри поташнивает, сосет под ложечкой, как при чувстве голода.
– Ну вот, – говорит главврач, – сейчас пойдем, посмотрим ваш кабинет.
Он рассказывает о моих обязанностях, о режиме работы, о больнице и персонале.
Для меня главное то, что я буду сидеть в отдельной комнате и, возможно, буду облегчать участь каких-то несчастных своим общением с ними.