— Какие-то цветы принесли! — как ни в чем не бывало крикнула я в комнату.
Тантика встала и тотчас вынесла мальчику двухфоринтовую монету. И еще сказала:
— Позвольте угостить вас сладкой рогулькой!
Я была потрясена: никогда не видела, чтобы Тантика держалась с кем-то так дружелюбно! Но изучать ее было некогда — я не спускала глаз с мамы, ожидала, что она смешается, покраснеет. И стыдилась себя самой.
Но покраснела только тети Баби.
— Какая сказочная сирень, такая только присниться может! — проговорила она восторженно.
Мама оставалась серьезной, она вскрыла конверт и тотчас положила его на стол: пусть читает, кто хочет. На листке стояло только имя: Ша́ндор.
— Кто это? — спросила Тантика, собирая тарелки из-под супа.
— Шандор Да́ллош, шофер-механик.
— Твой знакомый?
— Да.
— По какому же случаю эти цветы? Кажется, не именины, не день рождения! И такие дорогие…
— Я думаю… думаю, потому, что он знает, как я люблю цветы.
— Он настолько хорошо знает тебя?
Только дядя Золи умеет так выспрашивать, как выспрашивала сейчас маму Тантика, но и то если мы окончательно выведем его из себя. Зато уж тогда он «выворачивает» отвечающего наизнанку и спрашивает до тех пор, пока не отыщет слабое место. Мама заплетала и расплетала кисти на скатерти, а иногда, отвечая, беспомощно взглядывала на меня. Так смотрит Пирошка, когда ждет подсказки. И я всегда помогаю Пирошке, даже если это заметно: Пирошке я нужна.
— Собственно говоря, мы довольно давно знаем друг друга. — Мама говорила негромко и очень быстро. Конечно, ей хотелось как можно скорее покончить со всем этим. — Шандор старший брат моей сослуживицы. Впервые мы встретились с ним у нее. Потом… потом стали встречаться чаще. Я все лучше его узнавала. Мы хорошо узнали друг друга и… решили пожениться.
Тетя Баби опять стала хрустеть пальцами. Она по очереди сильно их потягивала, и кости странно трещали. Тетя Баби всегда хрустит пальцами, когда волнуется. Сейчас этот звук был невыносим.
— И когда же? — спросила Тантика маму.
— Думаем, что-нибудь после рождества. Как только закончится ремонт квартиры.
— Вот как!
Мама вышла на кухню, чтобы внести цыпленка и рис. Обычно я помогала ей, но сейчас не двинулась с места. Мама меня обманула! Убедила, что у нас будет все хорошо, что я нужна ей. И я так ей поверила, что уже меньше тосковала по Тисаару и по всей той жизни. Она пообещала: «Скоро мы станем нормальной семьей!» — и умолчала только о том, какою ценой. Она должна была сказать мне! Раз уж мы начали тогда тот разговор, каждый обязан был говорить все откровенно, до конца. Это даже Андриш знает. Кто говорит «а», должен сказать и «б». А ведь Андриш еще подросток. В ту минуту я больше любила Андриша, чем маму, и это было так ужасно, что я чуть не заплакала. Я подошла к радиоприемнику, играл какой-то цыган, хорохорился: «Голова большая у коня, грусть его берет пусть, не меня». Я выключила приемник.
— Ой, как чудесно! — вздохнула тетя Баби. — У меня даже голова разболелась.
— У меня тоже, — оборвала ее Тантика и стала всем накладывать второе.
Так у нас заведено — еду раздает всем Тантика; и я удивилась только тому, что даже сейчас она не спутала: каждому положила любимый кусок. Мне, как всегда, досталась грудка.
— А если б не принесли цветы, ты нам так и не сказала бы? — спросила она маму.
— Ну что ты! Я давно уже хотела сказать, но ведь не так просто говорить об этом. А потом, мы думали пожениться только весной, и я считала, что еще есть время…
— Что же сейчас стало так срочно?
— После Нового года Шандор опять уезжает за границу. В Каир.
— У него столько денег?
— Это командировка. Он сопровождает венгерские автобусы, закупленные на их заводе Египтом. Вот уже два года, как он занимается этим вместе со своим товарищем. Они сопровождают по назначению проданные автобусы и некоторое время там остаются, пока машины проходят обкатку.
— Какая замечательная работа! — вздохнула тетя Баби.
— А потом вернется? — жестко спросила Тантика.
— Конечно. Как только сдадут доставленные автобусы, тотчас оба вернутся. Постоянного пункта у них там нет. А со следующей партией опять поедут. Но это, верно, не раньше осени.
— Я спрашиваю не об этом. Я спрашиваю: всегда ли он будет возвращаться? Не сбежит ли, как и тот, другой?