Выбрать главу

На подкольчужнике, слева сплошь в засохшей крови, почти параллельно старому разрезу шел новый. Однако повязка была цела и невредима, и крови на ней проступило немного, хотя коменданта помнилось, что после удара эльфийского клинка кровь из плеча так и хлынула.

Чувствуя некоторое головокружение от свалившихся на него загадок, Долгузагар повел кобылу к речке. Помогая правой руке зубами, он снял с лошади упряжь и разделся сам. Побрившись кинжалом и прополоскав подкольчужник и одежду — у рубахи отсутствовал левый рукав, — комендант расстелил постиранное сушиться на согретые солнцем валуны и принялся осторожно разматывать повязку.

Под полотенцем и салфеткой обнаружилось две раны — почти параллельные, как и разрезы на подкольчужнике. Вторая рана зашита через край, но так же аккуратно, как и первая. Обе воспалены и сочатся сукровицей, однако уже подживают. Значит, маг меня залатал, думал Долгузагар, возвращая повязку на место. А дальше-то что было?

Морадан осторожно зашел в холодную воду. Речка была ему примерно до середины бедра. Покрякивая и ежась, комендант вымылся, стараясь не замочить повязку. Вода вроде бы чистая, но лучше не рисковать.

Однако, когда он позвал кобылу, та вошла в реку без колебаний. Допустим, размышлял Долгузагар, насвистывая себе под нос, Азраиль перекинул меня через седло — вот на гнедой шерсти засохшая кровь, сейчас мы ее отмоем, будешь у нас снова чистая и красивая… — а сам сел на второго коня и пустился наутек. По дороге его, предположим, подстрелили. Но чтоб эльфийская лошадь ускакала от своих, да еще и под грузом…

Выбравшись на намытый рекой язык крупной обкатанной гальки, которая после ледяной воды казалась почти горячей, продрогший Долгузагар некоторое время лежал лицом вниз, закрыв глаза, без мыслей и чувств, словно что-то внутри него требовало времени, чтобы осознать неожиданное спасение — или смириться с ним.

Потом перевернулся на спину и покрепче зажмурился. Ощущал он себя странно, и отнюдь не из-за раны. Дело было… пожалуй, в его положении. Долгузагар, сколько себя помнил, всегда кому-то подчинялся: сначала отцу, позже — Коменданту Башни. Да, он и сам командовал людьми и — реже — орками, но над ним всегда кто-то был. А сейчас над ним не стало никого. Поднапрягшись, морадан сообразил, что это такое: свобода.

Одеваясь, бывший комендант приметил в росшем неподалеку кустике травы что-то желтое, словно смятый лоскут материи. Безотчетно сделав шаг и наклонившись, Долгузагар осознал, что видит самый настоящий цветок — «желтяк» на языке его детства.

Выпрямившись, морадан долго смотрел на цветок, пока путем сложных подсчетов и вычислений не пришел к выводу, что сейчас весна, хотя он даже отдаленного понятия не имел, какой именно месяц. В Башне говорили «сегодня», «вчера», «третьего дня», «неделю, месяц, год назад» и почти никогда — «в январе», «в мае»… Так что за семь лет почти неотлучного сидения немудрено запутаться не то что с месяцами, а даже со временами года.

Единственное, что понятно, так это то, что с ночи побега прошло не больше четырех дней — если принять во внимание его самочувствие и состояние раны. Значит, он не может быть нигде, кроме Мордора, потому что от Темной Башни до выходов с Горгорота никак не меньше двух дней пути даже для Авенира, «самого быстрого из гонцов Владыки». Но где в пределах хребтов, окружающих Равнину Ужаса, может быть такое место — с травой и настоящим ручьем, а не дождевым вади?

Усевшись спиной к нагретому камню, Долгузагар, не торопясь, сжевал дорожный хлебец, а потом подозвал лошадь и дал ей прибрать крошки с ладони. Та недовольно фыркнула и потянулась к подсумку.

— Обойдешься травой, — сказал кобыле морадан, похлопав ее по лоснящейся после купания шее. — Только не ходи далеко без меня, поняла? Это тебе не Зеленолесье. Давай, я тебе спою.

Вспыхнуло море синим лучом, Даль голубая ясна, Эй, волна, подтолкни плечом Резную корму корабля…

Кобыла прядала ушами в такт: кажется, песня пришлась ей по вкусу.

Вот на море крыло корабля Луч осиял золотой, Дальние ты повидал берега, Возвращайся, моряк, домой!