Да, это совсем другой Неро.
Спокойная, трескучая, тридцатиградусная ненависть в карих глазах. Странно смотрится светлый хитон без оружной перевязи: длинный смятый подол похож на юбку. Руки за спиной держит, будто они связаны… Не стали его вязать, ни к чему это: бывший десятник и не думает удирать. Смотрит дерзко, словно его терзать собираются. Старательно задирает голову. Скоро небось и шея заболит, раздраженно думает наследник.
Наследник Зверко неторопливо, подчеркнуто медленно поправляет вышитую подушечку под кольчужным задом. Оглядывается: ладно, делать нечего. Пора начинать. Князь Лисей ловит желтый взгляд наследника, поднимает темные ресницы. Со вздохом поднимается с места. Говорит негромко.
— Десятник Неро. Вы обвиняетесь. В убийстве катафракта Сергиоса Смелого…
Сдавленный, жесткий, бледный как гибель, катафракт Спиридон по прозвищу Поликало стоит на посту, слегка покачиваясь, у выхода из шатра с голым гладием в руке. Хочется ему зажать уши: страшно слышать такое. Про любимого десятника!
— …Обвиняетесь в убийстве Кожана-нережанина, вольного ярыги из куреня братьев Плешиватых. Вы помогли бежать опасному злодею Плескуну. Вы обвиняетесь также в крамоле на своего господина. Отвечайте. Преступали вы клятву верности князю Алексиосу Геурону?
— Не преступал.
Царь Леванид внимательно смотрит на подсудимого. Княжна Рута удивленно поднимает бровки, атаман Стыря звучно сплевывает на дорогие ковры.
— Не преступал! — блестя глазами, выкрикивает бывший десятник. — Высокому князю Алексиосу я буду верен до гроба!
Ненавидящий гордый взгляд в сторону Вещего Лисея:
— А тебя, самозванец, презираю. Ты можешь казнить меня, лицедей. Теперь я понимаю, откуда такой отвратительный акцент! И почему на коне ты сидишь торчком, как варвар! Почему вдруг, забывшись, начинаешь свободно говорить по-славянски… И вино ты не разбавляешь водой, потому что ты — варвар. Злобный азиатский маг с ужимками дешевого актера!
Князь Лисей вытирает влагу со лба, опускает серое лицо. Наконец произносит глухо:
— По законам номоканона вы… подлежите казни усечением правой руки и головы. По законам влажской сарыни вы подлежите казни… через утопление. По законам княжества Вышградского… тоже казни. Усечением головы.
Неро злобно жмурится, играют желваки. Он почти упивается моментом. Идиот, просто идиот, думает Зверко. Он хочет погибнуть как герой.
— Решается судьба десятника… бывшего десятника Неро, — говорит Вещий Лисей, его голос неприлично дрожит. — Первым говорит старейший. Прошу вас, государь…
Царь Леванид слегка кивает, передает слуге свой старый измятый серебряный кубок. Опираясь на руку ловкого чернявого арбалетчика, тяжело поднимается на ноги. Слегка поворотив красивую гривастую голову, окидывает членов военного трибунала медленным и почти властным взглядом из-под полуопущенных век.
«Ну вот, — раздраженно морщится Зверко. — А теперь прозвучит длинный кавказский тост».
— Вельможные господа! Дети мои! Если вы выйдете из этого прекрасного шатра и посмотрите в сторону озера, то увидите невдалеке мои железные камнеметы. — Леванид слегка улыбается губами, но брови его сурово сдвинуты к морщинистой переносице. — Эти совершенные орудия кидают тяжелые камни. Ни один человек не устоит, не выдержит под тяжестью таких камней.
Риторическая пауза. Слышно, как ветер стучит в полотняные стены шатра, хлопает снаружи стяжками и рваными тряпками ярыг.
— Теперь представьте, господа мои, что старый Плескун — это не просто маленький карл. Внешность обманчива! На самом деле это огромный и страшный камнемет, метающий тяжкие словеса неправды и раздора, усобицы и крамолы. Неудивительно, что бедный Доримедонт Неро не выдержал столь чудовищной атаки.
Слышно, как вздыхает Вещий Лисей. «Спокойно, — думает наследник Зверко, — без соплей. Тоже мне князь…» Рута кратко шмыгает носиком. А царь Леванид, поглаживая бороду, выдерживает еще одну паузу.
— Вражеский камнемет забросил в душу Доримедонта Неро очень маленький, но очень холодный камень. Это осколок черного Илитора. Бедный мальчик Доримедонт возомнил себя… э-э… протагонистом, то есть отважным героем, которому суждено спасти подлинного князя Геурона. Плескун разрушил мир в душе Доримедонта, поселив в ней семена сомнения. Сомнения и — самомнения. На горьком примере несчастного мальчика мы видим, какие страшные разрушения несет в наши души Чурилина ворожба. Чурила не просто несет камушек на Русь, он несет его в наши души… Опять философия, улыбается наследник Зверко. Сейчас он попросит нас всех покопаться в своих душах: а нет ли там маленького черного камушка-илиторчика?
— Плескун преподал нам страшный урок. — Голос Леванида звучит совсем тихо. — Теперь мы видим… Чурила порабощает даже самых преданных, самых близких людей… История Неро учит нас: нельзя переступать тонкую линию, линию греха. Не предавать друга, подчиненного, соратника — даже во имя очень высоких, внезапно прояснившихся целей. Эти цели — ложь, если для их достижения нужно убить, предать, согрешить…
«Псс-ссс», — тихо шипит кто-то рядом, у самого Зверкиного плеча. Это поляница Псанечка иронично морщит ровный носик. Упирает кулаки в тугие бедра, затянутые в кожаную броню. Псс-ссс. Что у нас сегодня: военный трибунал или проповедь благочестия?
— Нельзя жертвовать малым ближним человеком… Даже ради великого дальнего блага. — Желтоватый палец старого царя поднимается к небу и многозначительно подрагивает. — Поэтому я говорю вам, дети и други мои: простите бедного мальчика. Откройте ему путь к покаянию…
— Правильно-правильно, добренький дедушка! — вдруг вырвалось у растроганной Руты. Чуть не подпрыгивает на стульчике, молитвенно сложила ручки. — Надо быстренько его простить и всем помириться, правда?! Ведь правда?!
Дура дурой, болезненно-ласково думает наследник, глядя на синие глазки, влажно мигающие в тени порхающих ресниц.
— Он… такой миленький. Он же наш мальчик, наш! Нельзя же его казнить. Ну, может быть, немножко поругать, совсем чуток-пречуток?
Дура, думает наследник Зверко, отрывая горячий взгляд. Идеальная женщина. Она любит всех и жалеет всех. Кроме меня.
— Я не согласен, — твердо говорит он, упирая взгляд в слащаво-золотую крону заморской вышивки на шатровом потолке.
Быстрый шорох удивления… Царь Леванид, немного темнея лицом, кратко кланяется и опускается обратно в удобное кресло. Князь Лисей отрывает лицо от ладоней, быстро глядит на наследника. Но голос наследника тверд. Наследник знает, что говорит. Нельзя оставлять недобитого врага в тылу. Пусть даже этот враг нравится девочке Руте. Прощать нельзя.
— Десятнику я не доверяю, — говорит наследник. — Посадить в темницу, а там поглядим.
Князь Лисей прячет раненый взгляд. Снова поднимается с места, глядит вниз, на носки мягких греческих сапожек.
— Прошу высказаться остальных членов совета…
— Ой, можно?! Можно я?! — поспешно чирикает серебряный голосок. Превозмогая мощнейший позыв подпрыгнуть с табуреточки, княжна Рутения Властовская нетерпеливо елозит кольчужным задиком, растерянно-испуганно глядит на миленького братца Зверку:
— Братец, только ты не думай, что я непослушная! Я не хочу тебе перечить, честно-пречестно! Ты все верно говоришь, ты прав… Только я думала… а давайте мы его совсем ненадолго посадим в темничку, а потом — сразу выпустим, а?
И вертит носиком, моргает радостно распахнутыми глазами: вот ведь какую гениальную идею придумала!
— Ну на пару часиков только, а потом сразу-пресразу выпустим, вот! И тогда он обрадуется, что мы его простили, и ему стыдно станет, вот увидите! И он сам заплачет и больше не будет!
— Ты очень мудрая девушка, о прекрасная княжна, — внезапно улыбается царь Леванид. — Твое юное сердце подсказывает истину. Если мы помилуем бедного Неро, он увидит, что все его подозрения — ложь. Слезы стыда вымоют острые камни из души…