Выбрать главу

Две вещи нифонцы делали постоянно: кланялись и улыбались. Иногда смеялись. Вальтер знал, что, согласно национальному обычаю нифонцев, смех означает у них не радость, а, как правило, согласие, иногда — что-то другое. Улыбка — это вежливость и ничего больше. Категорий «радость» и «веселье» у этого народа не было вообще. Они всегда были очень серьёзны и очень рациональны. Никаких эмоций — только ритуал. Все их поступки и поведение подчинялись заведённым правилам, и никакие отступления от этих норм нифонцу не позволялись. Они одинаково хорошо владели обеими руками и писали свои иероглифы то с помощью левой руки, то с помощью правой — в зависимости от дня недели и некоторых других важных обстоятельств. В языке у них не было падежей, предлогов, союзов и личных местоимений; у них не было различия на единственное и множественное число, а глаголы у них не менялись по временам — они всего этого не изобрели, но зато у них было несколько ступеней вежливости: одинарная вежливость, двойная, тройная, дополнительная, возвышающая и многократная. Существовала сложная система обычаев, согласно которой эти разные ступени и формы вежливости применялись при обращении к людям. Это же самое касалось и системы почтительных поклонов и обычаев того, как надо сидеть, принимать пищу (и какую!), пить чай и вести беседу.

Но сдвинем с места застывшие фигуры и продолжим рассказ о том, как они входили-входили в дом и наконец-таки вошли.

В ответ на предложение хозяина сесть — гости вежливо поклонились, достали свои собственные коврики, расстелили их на полу и, сняв обувь, уселись на них, скрестив ноги, а руки положив на колени.

Вальтер, прекрасно понимая, что допускает некое глумление, сказал, что он хотел бы чем-нибудь накормить и напоить своих гостей, но для этого им бы пришлось сесть за обычный стол и есть из обычной посуды, на что они наклонили вперёд свои красноволосые головы, поблагодарили, прижав левую руку к сердцу, а правую ко лбу и ответили, что есть не хотят, ибо пришли сюда по очень важному делу, касающемуся развития мировой науки.

На самом деле, на протяжении всей встречи говорил лишь один человек, а другие лишь кивали, улыбались и иногда дружно смеялись. Всё это они делали почтительно и синхронно, словно бы заранее отрепетировали все свои действия.

Возможно, нифонский ритуал требовал от Вальтера, чтобы и он уселся таким же образом, но он этого не сделал. Сел в обыкновенное кресло и спросил гостей, глядя на них сверху вниз:

— Итак, чем я могу быть вам полезен?

Фунакосий сказал:

— Мы представители финансового отдела местного нифонского консульства.

Вальтеру нужно было сказать: «Очень рад» или «Весьма польщён», но он вместо этого ответил:

— А я почему-то подумал, что вы учёные. Мне, видимо, послышалось.

Все четверо вежливо улыбнулись. Фунакосий сказал:

— В нашей стране наука не существует в отрыве от бизнеса. Мы представляем и науку, и бизнес.

— Допустим, что так. Ну и что из этого следует?

Все четверо дружно рассмеялись. Фунакосий уклончиво проговорил:

— Из этого следует очень многое.

— А нельзя ли поточнее?

Фунакосий воздел руки к небу и сказал:

— Один наш знаменитый нифонский поэт и мудрец высказался как-то раз по этому поводу таким образом:

Путник, идущий с друзьями хорошими верным путём Твёрдою поступью, скоро достигнет избранной цели. Но для начала они посетят священную рощу, Слушая пение дивных хрустальных ручьёв.

С этими словами Фунакосий молча склонил голову, видимо, в знак уважения к памяти великого поэта. Остальные нифонцы дружно сделали то же самое.

Вальтер усмехнулся.

— Я не являюсь поклонником вашей поэзии. Ваш способ туманного выражения мыслей мне непонятен и скажу более того — неприятен. Говорите прямо, зачем пришли?

Фунакосий ответил:

— Одним из достоинств нашего народа является то, что он может изъясняться и прямо, и косвенно. Мы способны со всеми людьми найти общий язык. Ведь именно по этой причине почти все деньги мира и хранятся в наших банках, а не в ваших. Нам доверяют.

Вальтер сказал:

— Я как раз не из тех, кто вам доверяет.

Все четверо нифонцев дружно рассмеялись в ответ.

Вальтер сохранил непроницаемое лицо и сказал: