— Вот и обменялись комплиментами, — с горечью в голосе констатировал Меценат, — а ведь я к вам — со всем сердцем!.. Со всею душою, можно сказать! Впрочем, пусть это останется на вашей совести. Оставляю вам на ваше попечение своего правнука, а сам — удаляюсь. У меня ещё сегодня много дел в моём музее. Там предстоит смена экспозиции в зале искусства Эпохи Процветания, и, если я не присмотрю за этими забулдыгами, то они там напьются и все картины повесят вкривь и вкось.
Вальтер посмотрел на высыпавших из своих машин охранников с тупыми лицами и сказал:
— Забулдыги? Если они такие же, как вот эта ваша охрана, то они вам и вверх ногами повесят шедевры мировой живописи. Это они могут!
Меценат беспомощно развёл руками и сказал:
— Что поделаешь — они всего лишь люди. Других у меня нет.
Повернувшись к вышедшим из своих машин охранникам, Меценат скомандовал им:
— Занимайте свои места, согласно инструкции и по номерам, и присматривайте за моим малышом! Часа через четыре, когда он наиграется вдоволь и утомится, привозите его ко мне. Самым главным назначается первый номер. Второй номер — его заместитель. И так далее. По всем трудным вопросам обращаться к первому номеру! В случае гибели — ко второму. В случае гибели второго — к третьему. И так далее.
Поляну между владениями Вальтера и Бьёрна по всему периметру окружили дюжие парни в одинаковых чёрных костюмах, в чёрных очках, с бритыми головами и с большими номерами на груди. И лишь один был волосатым. У него была пышная шевелюра на голове, и по бокам ото рта свисали толстые усы, напоминавшие по цвету и форме две сардельки. Вальтер без труда узнал в этом человеке того мнимого полковника полиции, который приходил к нему с незаконным обыском.
Меценат выдавал и выдавал ещё какие-то инструкции — насчёт возможного возникновения перестрелки и насчёт бронежилетов, как вдруг заметил:
— Но где же сам малыш? Це-Фон! Где ты, шалун, вылезай, наконец!
И только сейчас из машины вылез сам наследник. Небрежно отпихивая личного врача, который давал ему какие-то важные наставления, он опустил свои царственные ноги на эту землю. Он был одет в спортивный костюм, но его лицо не сияло ни радостью, ни решительностью.
— Не по кайфу мне здесь что-то, — заявил он, оглядываясь по сторонам и морщась. — Одна трава и трава, а по бокам деревья и скалы. А где же мы будем играть?
Вальтер предложил:
— Вы можете играть у меня дома. В комнатах.
Це-Фон ответил:
— Я уже был у вас в доме. Ничего интересного. Да и что я домов не видел, что ли? Уж лучше тогда здесь…
Меценат уехал, а появившиеся дети — Эйрик, Биант, Сигруна и маленький Ник смотрели с изумлением на Це-Фона и не решались к нему подойти.
Це-Фон насупился и молчал. Молчали и все остальные.
— Ну что же вы стоите и смотрите друг на друга? — сказал Вальтер. — Играйте!
— А во что тут можно играть? — с изумлением спросил Це-Фон.
Самая смелая среди детей была Сигруна. Она сказала:
— Во что, во что? Да в разные игры, вот во что!
— А какие бывают игры?
— Ну, какие обычно, — ответила Сигруна. — Такие будут и у нас.
— А какие бывают обычно? Я не знаю ни одной.
Вальтер вмешался:
— Ребята, он и в самом деле ничего не знает. У него там, во дворце таких игр не было. Объясните ему, как это всё бывает, и научите своим играм, а я, пожалуй, пойду в дом. Эй, вы там, Первый номер!
— Я вас слушаю, — ответил, почтительно кланяясь, Первый номер.
— Если что-нибудь случится — позовёте меня.
— Непременно, — ответил Первый номер с насмешкою в голосе.
Вальтер возразил:
— Я понимаю, что, если что-то случится, вы в первую очередь должны будете сообщить об этом Меценату, но и про меня не забывайте.
— Я постараюсь, — усмехнулся Первый номер.
А дети тем временем объясняли Це-Фону, какие бывают игры: прятки, салки, догонялки, жмурки…
Це-Фон, совершенно потрясённый многообразием открывшегося ему мира, слушал, но делал вид, что его ничем не прошибёшь. Мол, и не такое видывал.
— Да погодите вы, — возмутился он. — Я же так ничего не запомню. Первый номер!
— Что вам будет угодно!
— Распорядись, чтобы это всё записывалось, а то я не запоминаю.
— В этом нет необходимости, — ответил Первый номер.
— Ты чего грубишь мне?
— Я не грублю, господин Главный Наследник. Просто всё происходящее и без того фиксируется на видеоаппаратуру. Съёмки производят номера Тридцать Третий и Тридцать Шестой.