На вопрос об имени, мальчишка отвечал всем, что звать его Альрик. На том изрядно подвыпившие постояльцы трактира и успокоились, отпустив подростка с миром. А мальчишка, переночевав в хлеву на сене – единственное место, которое нашёл для него сердобольный хозяин, утром снова отправился в путь.
Вечером того же дня, Альрик, свернув в сторону леса, подъехал к ветхой полуразвалившейся хижине. Он удивительно легко для крестьянского мальчишки его возраста, да к тому же и хромого, покинул спину толстой клячи, которая при этом недовольно заржала. Альрик снял походную сумку с седла, и направился к двери. Он сначала приложил к ней ухо, прислушиваясь и определяя дома ли та, к кому он ехал так долго, а потом постучался, ожидая разрешения войти.
Старые кости болели, явно к непогоде. Из щелей дуло, котел не отмывался, как ни старалась старая карга отодрать от его дна птичью лапку. Противная посудина сопротивлялась, и всем своим пузатым видом заявляла, что она с ней сроднилась, и теперь они будут жить втроем: старая Лютьен, ее котел и горелая птичья лапка. Это, естественно, пожилую женщину отнюдь не приводило в восторг.
Стук в дверь прервал ее непечатные настрандские причитания и заставил настороженно оглянуться.
- Кого принесло в такой чёрный час?
Скрипучий голос дребезжанием отозвался от стеллажей со склянками вдоль стен и почтенная леди, перехватив котел в боевую позицию свободной рукой, приоткрыла дверь, высовывая свой нос на свежий воздух.
Мальчишка резко отпрыгнул от дверного проёма, увидев высунувшийся из него нос и совсем седые волосы. Мерзкая старуха стояла с котлом наперевес, явно намереваясь приложить им незваного гостя. Альрик на мгновение растерялся, созерцая это чудо природы, но потом завопил тоненьким голоском:
- Тётенька, сжальтесь надо мной и не превращайте меня в жабу. Мама моя меня сюда послала, а у нас семеро детей и кормить их нечем (тут мальчишка утёр рукавом слезы и свой сопливый нос, размазывая по лицу сажу). А я – старший и хожу на промысел за овощами. Сжальтесь над бедным сиротой, отца нашего убили мерзкие настрандцы и теперь нам есть нечего и я остался единственным кормильцем. Тётенька, мама прислала меня к вам, и просила шепнуть вам на ушко пару слов о том, что ей нужно. Вы поможете бедному сироте, правда, тётенька? Я ведь вижу, что вы добрая. А деньги у меня есть, и я готов заплатить – вот в этой сумке они.
Мальчишка ещё раз всхлипнул и старательно вытер рукавом нос.
Старая Лютьен, как и все ведьмы её положения, чувствовала ложь, а наглую ложь она чувствовала еще лучше. Но сумка пацана топорщилась слишком красноречиво, чтобы проигнорировать наглого просителя. Не заплатит, так просто можно реквизировать сие холщовое произведение искусства в фонд пожилых представительниц древнейшей профессии.
Осклабившись и приняв как можно более соблазнительную позу карга улыбнулась самой обворожительной улыбкой во все свои четыре зуба.
-В жабу говоришь? Да ты никак малой сказок начитался, где это видано шоб я кого-то в жабу превращала?
Затем ее голос резко изменился, и она втащила за грудки непрошенного визитера в свою халупу, проследив, чтобы дверь хорошенько захлопнулась.
- В жабу я никого не превращаю, а вот твою плохо испачканную, но крайне хорошо сшитую сорочку могу превратить в дверной половичок, пока ты, - она замялась, осматривая придирчивым взглядом визитера, и недоверчиво продолжила, - Юноша будешь торчать в моем погребе!
Голос ведьмы набирал обороты и переходил на визг.
-Я знаю каждую собаку и каждого щенка в Яблоневой долине и окрестностях, и ты среди них отсутствуешь!
Лютьен толкнула незадачливого пацана к металлической трубе, и на его руке с тихим и неумолимым звоном сомкнулся наручник.
-А теперь, дорогуша, ты мне расскажешь, за каким бесом-стражником тебе этот нелепый маскарад. И честно расскажешь!
Ведьма деловито опустила кочергу в догорающие угли очага и отвернулась.
Мальчишка от такого напора вначале не знал, что сказать, а только моргал своими зелёными глазами и смотрел на ведьму. Он, конечно, предполагал, что ведьмы, вроде этой старой мочалки, изобретательны, но не настолько. Да, жизни ему надо учиться, учиться и ещё раз учиться. Посмотрев на наручники, он понял, что снять их не получится – старая карга наложила на них чары и ой какие действенные чары! Забыв утереть нос по старой привычке, вдруг он неожиданно перешел на явно не свойственный его возрасту мелодичный баритон.