Она обернулась к нему:
— Когда вы их сделали, сэр?
Он продолжал изучать их с огромным интересом:
— Я их не делал.
— Но вы сказали, что они ваши.
— Конечно мои. Мне эта техника знакома. Хорошо знакома, мисс Деррик. Знаете, когда я ее узнал? После того как умер мой брат Боб, я впал в глубочайшую скорбь. Из всех своих братьев его я любил больше всех. Боялся, что не увижу его, пока не покину мир смертных. Был в таком смятении, что даже не пошел на похороны. Вы, должно быть, считаете меня бесчувственным.
Люси вспомнила, как переживала похороны отца и сестры.
— Вовсе так не считаю.
— Мне было невыносимо, что я должен буду скорбеть на виду у всех, что мое горе должно подчиняться сценарию и быть публичным, как пьеса, которую разыгрывают на сцене, только чувства были не придуманные, а настоящие. И я остался дома. Потом, буквально через несколько дней, Боб пришел ко мне. У меня не ладилась работа, я никак не мог придумать технику, чтобы соединить текст и изображение, как мне хотелось. Боб сказал, как это сделать. Он изобрел технику, которой я сейчас пользуюсь. Я не знал, что делать, появился Боб, объяснил мне все, и вот теперь я знаю, как это делается.
Люси улыбнулась:
— Самое буквальное объяснение того, как приходит вдохновение, какое мне доводилось слышать.
Блейк посмотрел на нее, словно видел впервые.
— Мистер Блейк, — сказала она, — я совсем запуталась. Вы говорите, что это ваши гравюры, и при этом говорите, что их не делали.
— Я и сам запутался. — Казалось, такое положение его забавляло. — Я не делал этих гравюр, но они мои, ошибки быть не может. У меня нет последователей, которые бы работали в такой же технике, а даже если бы и были, никому не удалось бы скопировать мою манеру так, чтобы я не заметил подделки.
— Мне говорили, — сказала Люси, стараясь не выдать волнения, — что эти гравюры были созданы в семнадцатом веке в Ла-Рошели.
Блейк снова внимательно изучил страницы:
— Ничего не вижу в них французского, но бумага определенно старая. Нет никаких признаков, по которым можно было бы сказать, что они не были созданы в это время, в этом месте.
— Мистер Блейк, но вам не может быть более двухсот лет.
— Благодарю вас.
— Как же тогда вы их сделали?
— Не знаю. Могу только предположить, что когда-нибудь в будущем либо я, либо мои работы окажутся во Франции семнадцатого века.
— Это бессмыслица.
— Совсем нет, — возразил он. — Мы знаем, где были изготовлены эти гравюры, и знаем, что я их автор. Это не бессмыслица. Это очевидность. Вы говорите, это бессмыслица, потому что с точки зрения разума я не мог оказаться во Франции в семнадцатом веке, но опять-таки это разум Локка, Бэкона и Ньютона. Разум Сатаны и ада. Нельзя подвергать сомнению собственное представление о мире, потому что ваш разум говорит, что ваше представление о мире неверно.
Люси встала и выглянула в окно мастерской. Было облачно, но не пасмурно. Она еще не выходила за порог дома и вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха в этом тесном и душном помещении. Она повернулась к мистеру Блейку, чтобы объявить, что хочет прогуляться, но увидела, что он внимательно рассматривает одну гравюру.
— Скажите, — обратился он к ней, — кто такой мистер Баклз?
Все эти дни Люси мечтала о встрече с Байроном, но не решалась нанести ему визит. Теперь у нее не было выбора — ей нужна была его помощь. Отец Люси ясно дал ей понять через Боба, что она должна отправиться в Харрингтон, в дом, где она родилась и провела детство, так как страницы были там. Он также предупредил, что ей нельзя ехать одной. Ей был необходим эскорт, а миссис Эмет на эту роль не подходила. Требовался мужчина, который был бы способен ее защитить, а это мог быть только Байрон.
Больше обратиться было не к кому, поэтому Люси отправилась к Байрону домой, чтобы просить его доставить ее в Кент, на этот раз в дом мистера Баклза. Мистер Блейк утверждал, что именно там она сможет найти недостающие страницы книги.
Поскольку ее репутация была испорчена и она не хотела давать нового повода для сплетен, если переступит порог дома Байрона одна, мистер Блейк согласился ее сопровождать. У дома Байрона они увидели группу молодых дам, которые пришли в надежде привлечь внимание барона. Был теплый весенний день, солнечный и погожий. Дул приятный прохладный ветерок. Трудно выбрать лучший день для дежурства у дома мужчины, подумала Люси, хотя не понимала, зачем они это делают. У всех девушек в руках было по одинаковому томику.
Люси подошла к одной из них. У девушки были крупные черты лица и землистая кожа, но глаза сверкали и были полны надежды.