Выбрать главу

Георгий Тимофеевич усаживается в кресло-ложемент и привязывается ремнями. Потом выполняет ориентирование космического корабля по местной вертикали и по курсу. Теперь земная поверхность уплывала из-под «Союза-3», а тормозной двигатель нацеливался строго по курсу.

Правильно сориентировать космический корабль, летящий на теневой части орбиты, да еще и над затененным океаном было достаточно сложно. Была вовремя включена автоматическая программа спуска, но и сам Георгий Береговой был начеку, чтобы в любой момент, если подведет автоматика, взять управление кораблем на себя и принять правильное решение. Стрелка программного механизма на пульте управления медленно опускалась по вертикали до отметки «включение двигателя». А Георгий Тимофеевич не отрывал взгляда от окошка специального визира-ориентатора, с нетерпением ожидая выхода «Союза-3» из земной тени, чтобы до включения тормозной двигательной установки корабля еще раз проверить правильность его ориентации.

После выхода корабля на освещенную часть орбиты Земли выяснилось, что ориентация в полном порядке. Можно было включать тормозной двигатель.

Но все же несколько неприятных минут космонавту и Центру управления полетом пришлось пережить и на посадочном 81-м витке. Георгий Береговой вручную сориентировал «Союз-3» перед посадкой, а затем включил систему ионной ориентации и датчик построения местной вертикали с помощью инфракрасного излучения. Однако на пульте не зажглось табло «Поток ионов». Береговой доложил в Центр управления полетом, что аппаратура корабля не фиксирует поток ионов. Это могло быть следствием сбоя ионных датчиков или результатом неправильной ориентации корабля. Во втором случае тормозной двигатель «Союза-3» включать было нельзя – вместо торможения космический корабль мог получить разгонный импульс и уйти на совершенно новую орбиту, с которой посадка на Землю была уже невозможна. Георгий Береговой повторил посадочные операции, но поток ионов датчиками снова не был зафиксирован. Возникла реальная опасность нарушения ориентации корабля и невключения тормозной двигательной установки. В Центре управления полетом уже начали проявлять беспокойство, когда датчики построения местной вертикали, наконец, заработали. Прошли еще две-три гнетущие минуты ожидания… Все вздохнули с облегчением, когда из космоса донесся голос Георгия Берегового: «Есть поток ионов!».

Спустя несколько минут космонавт получил команду из Центра управления полетом начать посадку. Программа спуска на кораблях «Союз» могла включаться автоматически, по команде с Земли и вручную. Георгий Береговой включил программу самостоятельно. Космический корабль послушно повернулся вокруг поперечной оси, чтобы направить сопло тормозного двигателя в противоположную направлению полета сторону. Для того чтобы сойти с космической орбиты и начать снижение в атмосфере Земли, необходимо было погасить скорость до расчетной величины.

Вскоре тормозная двигательная установка включилась. Толчок и ровный гул возвестили Георгию Тимофеевичу о том, что дорога к Земле началась. Появилась небольшая перегрузка.

«...Мой «Союз-3» качнулся, - вспоминал позднее Георгий Береговой, - и я услышал грозное гудение тормозного двигателя. Стало прижимать к креслу какой-то мягкой, но властной силой».

Через 146 секунд двигатель замолчал - он отработал положенное программой время и благополучно выключился. Это означало, что «Союз-3» пошел на спуск.

Примерно спустя 17 минут последовал новый толчок, более резкий, чем предыдущий. Это спускаемый аппарат «Союза-3» отделился от орбитального и приборно-агрегатного отсеков, которые сгорят, войдя в плотные слои атмосферы.. .

Спускаемый аппарат стремительно несся к Земле. В действие автоматически вступила система управляемого спуска, которая, последовательно включая специальные двигатели, расположенные на корпусе спускаемого аппарата, развернула «Союз-3» так, чтобы он, совершая аэродинамический управляемый спуск, прошел сквозь верхние слои атмосферы с наименьшими перегрузками и смог приземлиться в заданном районе.

На пульте перед Георгием Береговым загорелся транспарант «атмосфера» - космический корабль вошел в плотные слои атмосферы. На термометре в спускаемом аппарате значились все те же семнадцать градусов по Цельсию - система терморегулирования «Союза» работала надежно. Для сравнения: всего в нескольких десятках сантиметров, снаружи на обшивке спускаемого аппарата температура достигала нескольких тысяч градусов.

Плавно нарастают перегрузки. На «Востоках» и «Восходах» они доходили до восьми - десяти единиц. А здесь, на «Союзе», благодаря тому, что аппарат имеет другую аэродинамическую форму, перегрузки значительно меньше – всего лишь порядка четырех-пяти единиц.

Георгий Береговой и не заметил, как исчезла невесомость. Перегрузки росли, но они мало отличались от тех, которые Георгий Тимофеевич «освоил» на тренировках при вращении на центрифуге, готовясь к космическому полету.

Спускаемый аппарат «Союза-3» со стороны сейчас напоминал огромный огненный факел, летящий вниз на бешеной скорости.

Корабль начало трясти, ощущение было такое, будто едешь в телеге по булыжной мостовой.

Стекла иллюминаторов резко изменили цвет, потускнели. Десяток-другой секунд и по иллюминатору побежали быстрые язычки пламени. По стеклу поползли капли расплавленного вещества, и оно стало темнеть от копоти, бушующий снаружи огонь перестал просматриваться изнутри спускаемого аппарата. Георгию Береговому был слышен только чудовищный гул за бортом корабля.

Ш ум и треск нарастали. Казалось, что сейчас неведомая сила просто разорвет корабль. Это горел и испарялся верхний слой теплозащитного покрытия спускаемого аппарата – своеобразная плата за полет с орбиты сквозь атмосферу до самой поверхности Земли. Ощущение было не из приятных. Но Береговой был спокоен, хотя отчетливо представлял себе, что сейчас находился в центре огромного огненного клубка, трясущегося при встрече с неоднородными слоями атмосферы, словно автомобиль на дороге с ухабами. Гул, скрип, скрежет и треск за бортом не прекращались...

Связь с Центром управления полетом прервалась почти сразу же после доклада Георгия Берегового о выключении тормозной двигательной установки. Через несколько минут прекратилась связь и по коротковолновому каналу – когда спускаемый аппарат отделился от орбитального и приборно-агрегатного отсеков. Центр управления полетом получил сообщение от службы наблюдения, что в этот момент «Союз-3» находился на удалении около 2200 километров от места предполагаемой посадки. Вскоре локаторы сил Противовоздушной обороны СССР «захватили» корабль и стали выдавать данные по параметрам его траектории спуска. Система управления спуском работала отлично, и траектория была очень близка к расчетной.

Трасса спуска «Союза-3» проходила через Аральское и Каспийское моря, на них в этот день бушевали штормы, не позволяющие малым поисковым судам выйти в открытое море и затрудняющие посадку на воду самолетов-амфибий «Бе-2». Хотя вероятность приводнения космического корабля в Аральском, а тем более в Каспийском, морях - при отказе системы управления спуском и большом недолете до района посадки – была очень невелика, генерал Н.П.Каманин все же приказал выйти в море более крупным судам, а на берегу посадить дежурные вертолеты службы поиска.

Во время полета в атмосфере Георгий Береговой заранее включил магнитофон и вел репортаж. Он последовательно рассказывал о поведении спускаемого аппарата на всех этапах спуска до самого момента касания земной поверхности. Выглянув в покрытый копотью иллюминатор, космонавт отметил, что «Союз-3» вращается вокруг своей продольной оси с постепенным замедлением.

«Когда я вновь заглянул в иллюминатор, - вспоминал после завершения полета Георгий Тимофеевич, - Земля была уже совсем рядом. «Мать честная! - мелькнуло в голове. - Да где же я ахнусь?! До Земли рукой подать, а подо мной еще только Аравийский полуостров!» Но, взглянув на приборы, успокоился: высоты было более чем достаточно... Опять, как в первые минуты после старта, подвело зрение. Весь спуск - от включения двигателя до приземления - занимает каких-нибудь полчаса. Глазам же, для того чтобы реадаптироваться, перестроиться снова с космических на земные условия, этого мало. Они все еще настроены на «космическую дальность». Привыкнув видеть Землю с высоты орбиты, какие-то семь-восемь десятков километров показались мне сгоряча сущим пустяком. Не дотяну, дескать, при такой высоте туда куда надо, сяду где-нибудь па склонах Иранского нагорья».