Весь похолодев, я смотрел, как она корчится от смеха в моем синем кресле, прижав ладони к раскрасневшимся щекам. Наконец она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и удивленно взглянула на меня.
– Ты разве не понял? Это же так смешно!
Так проходила неделя за неделей. Я чувствовал, что постепенно схожу с ума. Никакого прогресса, полный ноль. В то же время – полное отсутствие очевидной патологии. Никаких «проблем». Может быть, я ни на что не гожусь? Вообще-то каждый психотерапевт время от времени начинает сомневаться в своей компетентности, но это совсем из другой оперы. Неужели я просто шарлатан?
– Фонтан? – донесся голос Нэнси сквозь шум воды. – Какой фонтан?
– Я фонтан! – рассмеялся я, сидя на унитазе и разглядывая ее силуэт сквозь пластиковую занавеску. – Фонтан без воды.
Она выключила душ и отдернула занавеску.
– Придумаешь тоже… – наверняка добавив про себя: «У этого человека полный бардак в голове, и что я только в нем нашла?» Я смотрел, как она вытирается мохнатым полотенцем, и думал, как близоруки мы в отношении собственных привычек, считая, что все делают то же самое. Вот она, к примеру, ставит ногу на борт ванны, чтобы вытереть, а я ни за что не стал бы. Но по крайней мере я не поднимаю из-за этого шум и не учу других, как себя вести. Нэнси вечно ходила за мной и что-нибудь поправляла. Когда я занимался домашней уборкой, она то переставляла книги на полке, то двигала стол или стул – чуть-чуть, как бы добавляя последний штрих. На концертах то и дело отпускала комментарии – сразу, не дожидаясь конца. «Фальшивит», – говорила она, скривив рот. Просто наслаждаться, не высказав немедленно своего мнения, для нее было немыслимо. «Мясо неплохое, но чуть-чуть…» Именно эта критическая отстраненность, бесстрастность, здравомыслие – называйте как хотите – и обрекла наш союз на неудачу.
Она была просто помешана на честности. Лезла на стенку от моей медлительности. «И ты еще говоришь об осознании реальности!» Постоянно прохаживалась по поводу моей плохой памяти. «Да нет же, все было не так!» Просто взвилась, когда узнала, что я разрешаю пациентам называть себя доктором. Мне-то было наплевать, как меня называют, лишь бы им было удобно, а она… «Ты же психолог, консультант по социальным проблемам! Совсем другой уровень!» Так и слышу ее голос: «Я просто говорю то, что думаю. Разве ты сам не восхищался моей честностью? Хочешь, чтобы я тебе врала?»
«Нет, – ответил бы я, – мне хочется, чтобы ты относилась ко мне снисходительно. Скажи, что мои методы выше всяких похвал, даже если погрешишь при этом против своей хваленой честности. Соври, черт побери, да, соври! Скажи, что я лучше всех! Что никто не ценит моей тотальности. Хотя бы раз похвали меня без всяких оговорок!»
Она не могла. Ее рассудительность могла свести с ума. Вот почему я влюбился в нее. И вот почему в конце концов дошел до того, что не мог находиться с ней в одной комнате.
От наших встреч с Лорой я тоже имел мало радости. Эта женщина вызывала у меня ощущение неполноценности. Только мне начинало казаться, что я на верном пути, как она ускользала с ловкостью кошки. Ее истории звучали как символические фантазии, но имели смысл лишь будучи воспринятые как истинная правда, и даже в этом случае оставались полным абсурдом! Я измучился в ожидании хоть какой-то зацепки, обмолвки – чего угодно, лишь бы поймать ее на лжи, – но она продолжала нанизывать один за другим свои нелепые «факты», которые я не мог опровергнуть. Лорина «реальность» была выстроена настолько последовательно, что я уже начал подозревать, что за всей этой психотерапией кроется элементарная попытка обеспечить себе алиби. Что же такое чудовищное совершила моя инопланетянка? Я готов был вообразить себе любые ужасы, кроме одного – что она говорит правду, ибо это означало бы полный пересмотр всех человеческих представлений. Легче было признать себя неудачником или шарлатаном.
Само собой, я предпочел свалить все «шарлатанство» на нее – человеческая искренность, даже перед самим собой, имеет пределы. Ну хорошо, пускай Лора врет – от начала до конца, последовательно, ловко, изощренно. Неужели все-таки нет ни единого способа вывести ее на чистую воду? Ведь она-то сама настоящая – в отличие от всех этих историй. И ее отчаяние вполне реально и ощутимо, даже если причина его коренится в фантазиях. Опровергать их на словах, говорить, что такого не бывает, бесполезно. Нужны доказательства.
И тогда я сменил тактику. Стал чем-то вроде частного детектива. Все началось, когда Лора забыла у меня в кабинете сумочку. Полуоткрытую. Я заглянул – она была наполнена шоколадками «Херши». Болезненное пристрастие к сладкому? Гипогликемия? Черт побери, загадка за загадкой! Так или иначе, сейчас есть удобный повод. Пора положить конец тайнам и выяснить, чем занимается моя пациентка за стенами кабинета. И я занялся слежкой.
Она стояла, голосуя, на Восьмой миле – там, где обычно кучкуются уличные девицы. Неужели проститутка? Доехав до Истлендской аллеи, вышла и направилась в большой книжный магазин. Я смотрел, как она задумчиво проводит пальцем по корешкам дешевых издании: материнство, роды, уход за новорожденным… Потеряла ребенка? Возможно.