— Вопрос не в этом, — резко произнесла Кэтрин. — Деньги — ничто. Какое они имеют значение? Значение имеет то, что в конце жизни он от меня отрекся. Чем это вызвано, мистер Уэйт? Что случилось здесь прошлым летом? Что полностью изменило его отношение ко мне? Почему он положил это завещание в сейф и своей рукой написал: «Передать моему сыну Уолтеру в случае моей смерти»? Это очень серьезно, мистер Уэйт. Он мне перестал доверять? А этот фонд в пятьдесят тысяч долларов, которым по своему усмотрению должен распорядиться Уолтер? Что он об этом сказал? Какую тайну он скрывал?
— Он сказал, что Уолтер знает.
— И это все, что он сказал?
— Это все.
Она бессильно откинулась в кресле. Короткую паузу первым нарушил Алекс Дэвис.
— Копия завещания с вами, мистер Уэйт?
И тут оскорбленное достоинство мистера Уэйта несколько потускнело. Он заерзал в кресле.
— Я как раз к этому перехожу. С этой копией, мистер Дэвис, на самом деле случилась очень странная вещь. Она исчезла из наших архивов. Мистер Гёндерсон искал ее несколько дней, как только умер мистер Сомерс. У него есть версия по поводу ее исчезновения, но она не очень приятная.
В этот момент я случайно взглянула на Джима и увидела, что у него трясутся губы.
— Думаю, мы должны ее услышать.
— Предположение такое. В тот день, когда убили Сару Гиттингс, а точнее — после полудня, клерк нашей конторы открыл сейф для Флоренс Гюнтер по ее просьбе и оставил ее поработать с некоторыми документами. Затем она вернула документы на место, а клерк закрыл и запер сейф. Она была доверенным сотрудником и внешне все выглядело нормально.
Однако, когда мистер Сомерс умер, мистер Гендерсон, знающий о завещании, в мое отсутствие начал искать копию завещания и обнаружил, что она исчезла.
Никто не подозревал в этом Флоренс Гюнтер, которая сама два раза ездила со мной в «Империал» и была свидетелем составления завещания. Однако после этого ее убили, и все факты ее поведения приобрели особый интерес.
Четыре дня назад мистер Гёндерсон протелеграфировал мне, что завещание исчезло, и попросил приехать. Когда он встречал меня сегодня утром на станции, то рассказал, что один из клерков, которого зовут Лоури, в день смерти Сары Гиттингс видел Флоренс Гюнтер на улице. Он видел, как она разговаривала с полной женщиной, которую он по газетным фотографиям опознал как Сару Гиттингс. Она передала этой женщине длинный плотный конверт — вроде тех, в которых обычно хранятся юридические документы.
Если это правда, то, по крайней мере, возможно, что копия завещания находилась в этом конверте.
Пытаясь совладать со своими губами, в разговор вступил Джим:
— Зачем же ей было это делать?
Мистер Уэйт задумался.
— Она была надежным сотрудником. Если она это сделала — я, конечно, всего лишь передаю то, о чем говорят в нашей конторе, — она хотела только показать завещание мисс Гиттингс и тут же вернуть его на место. Но произошли другие события… Мистер Гёндерсон обращался в полицию, но среди ее вещей завещания не нашли. Ни у нее, ни у другой женщины.
— Но зачем показывать документ Саре? — настаивал Джим. — Она же о нем знала. Она его засвидетельствовала.
— Она не имела никакого представления о содержании.
— Но Флоренс Гюнтер, полагаю, знала условия?
— Естественно. Она его печатала. У меня еще не было времени как следует все это обдумать, но поражает то, что эти две женщины вообще встретились и обсуждали эту тему. Одно из наших самых строгих правил для технического персонала обязывает держать такие вещи в абсолютной тайне, а Флоренс Гюнтер не была болтлива. Кроме того, в данном случае были даны особые инструкции о том, что факт существования документа является конфиденциальным, и поэтому я не могу понять…
— Кто дал вам такие инструкции? — вмешалась Кэтрин.
— Сам мистер Сомерс.
— Теперь об этом фонде, о пятидесяти тысячах долларов? — спросил Алекс Дэвис. — Он просто сказал, что Уолтер Сомерс поймет?
— Да. Я, конечно, был озадачен, но это не мое дело. Он был не тот человек, который объясняет, почему поступает так или иначе. Я подумал, что семья в курсе дел.
Кэтрин вскинула глаза:
— В курсе? Когда все сделано втайне?
— Я имел в виду не это. Может быть, речь идет о благотворительности?
— Благотворительность! Да еще отданная на разбазаривание Уолтеру Сомерсу! Я же не идиотка, мистер Уэйт, и вас считаю умнее.
— Может быть, вам стоит поговорить с Уолтером?
— Какая от этого польза? Он так же скрытен, как его отец, но не так честен. Я знаю, о чем вы думаете, мистер Уэйт, и о чем подумали, составляя это завещание. Вы подумали, что у Говарда Сомерса была вторая жизнь и этим пунктом он кого-то обеспечил. Так вот, я этому не верю и буду оспаривать и этот пункт и это завещание в суде, даже если это меня разорит.
На этом все кончилось. Кэтрин встала, мужчины тоже неловко поднялись. Она внимательно посмотрела на каждого, сказала: «Спасибо, вы были ко мне очень добры», повернулась и вышла.
Я больше не видела ее до самого ужина.
Где-то после полудня я слышала, как Джуди звонила Уолли, и он приехал около шести часов. С шести до почти семи он просидел вдвоем с Кэтрин за закрытыми дверьми ее комнаты. Одно то, что никто из них ни разу не повысил голоса, было для меня свидетельством напряженности разговора.
Ни один из них не был готов к компромиссу. Только подозрение и ревность со стороны Кэтрин, только огонь ненависти и реванша у Уолли. Сейчас я уверена, что прояви она немного мягкости, немного сочувствия к его, в общем, трагической юности, и он бы уступил. Но бедная Кэтрин осталась верной себе, даже не попытавшись вызвать симпатии. Неподвижно сидя в кресле, она допрашивала его почти официальным тоном:
— Вы отказываетесь сказать, для чего предназначен этот секретный фонд? Или для кого?
— Да, отказываюсь.
— Вы, конечно, понимаете, что делаете. Вы намерены запятнать память своего отца. Потому что, предупреждаю, я намерена опротестовать завещание через суд.
— В этом случае грязь лить будете именно вы, — заявил он и встал, не переставая крутить кольцо на пальце.
Незадолго до семи часов он спустился по лестнице и вышел через парадную дверь. Я сидела на виду, в библиотеке, но он даже не повернул головы.
В это время происходили события, о которых мы и не подозревали. Мы знали, конечно, что мистер Гендерсон был у прокурора и полиция выяснила, что обе убитые женщины были свидетелями второго завещания.
Но мы ничего не знали о действиях Чарльза Пэррота, ночного сторожа из Нью-Йорка.
Он был достаточно умен, этот Пэррот, но даже глупец заподозрил бы неладное. Представьте сами: Говард в два часа ночи принимает таинственного посетителя — человека, проскользнувшего мимо него в здание в длинном плаще и с лицом, закрытым кашне и глубоко натянутой кепкой. А утром Говарда находят мертвым.
Само по себе это еще не было подозрительным. Но за этим последовало еще кое-что. Во-первых, фатальная попытка Мэри Мартин подкупить его, чтобы он ничего не говорил о ночном визитере. Попытка не удалась, а сама она исчезла. А потом эти мои поиски рано утром. Он еще не сменился со службы, и вид женщины моего возраста, бродящей под дождем вокруг здания и внимательно разглядывающей тротуар, показался ему по меньшей мере необычным.
И, наконец, не менее фатальная просьба Дика Картера в день похорон.
— Кто из них? — спросил Пэррот.
— Темный пиджак и брюки в полоску, — ответил Дик.
— В общем, похож. Лицо я особенно не разглядывал.
Пэррот читал газеты и знал о Саре Гиттингс, о ее убийстве и об убийстве Флоренс. Известно ему было и то, что обе жертвы, когда их нашли, были разуты.
Через день или два он пошел к камердинеру Эвансу.
— Ты видел мистера Говарда, когда он умер? Ну, пока его еще не трогали?