Положили его на табуретки, и получился большой, хотя и низкий стол.
– Традиция нашей квартиры, – гордо и грустно сказала бабуля. – Все горести и радости мы отмечаем на кухне. Так с войны повелось. Когда наши войска прорвали немецкую блокаду, собрались те, кто остались в живых: три женщины и пятеро детей, девочек звали Тома и Рая. А что здесь было 9 мая 1945 года, в день Победы! Потом когда-нибудь расскажу, а сейчас надо чайники ставить.
Как мы будем сидеть за таким низеньким столом, на полу, по-турецки? Бабуля сказала: увидишь!
Юля налила воду в электрический чайник, поставила на наш стол, а потом вытащила из тумбы ещё один – огромный, бабушка пошутила: «на роту солдат», металлический, тёмно-синий, с тонким изогнутым носиком, раздвоенным на конце, как клювик.
Такое ретро я видела один раз в жизни, да и то на фотографии в журнале.
Вот не думала, что такими чайниками ещё пользуются!
Сколько же здесь старинных вещей? Откуда они взялись?
Я расставила чашки, блюдца и рассмотрела кухню внимательнее.
В углу возле окна притулился забавный древний шкафчик из тёмного дерева, в форме куска пиццы: задние стенки соединены под прямым углом, передняя полукруглая, с толстым стеклом, а внутри на полочках старинная надколотая да надтреснутая посуда – тарелочки, блюдца, вазочка, сахарница, статуэтка в виде корзинки с яблоками.
Интересно, чьи это вещи, может, бабулины?
Оказалось, общие, бабушка так и сказала, «коллективная собственность квартиры»: вещи остались от той самой семьи – инженера путей сообщения и художницы.
Вещи тайком – не забыть, спросить: почему тайком? – хранили жильцы комнаты Настасьи Ивановны, сейчас она придёт чай пить, и мы познакомимся.
– А почему хранили тайком?
– Время такое было, детка, мещанский быт не приветствовался, тем более опасно было беречь память о семье, которую… – Бабуля пожевала губами. – Жизнь которой окончилась очень печально.
– Печально? Интересно, что с ними случилось?
– Сгинули в лагерях, – помолчав, ответила бабушка.
И тут же – вот командирша! – зашумела, посыпала разноречивые указания:
– Неси торт из холодильника, попроси Юлечку принести конфеты и кофе, некогда, не до тебя, отстань с вопросами, потом, позже, за окном не собачья будка, а холодильник!..
– Как так?
– Думаешь, всегда были электрические холодильники? – улыбнулась бабуля. Нет, детка, кастрюли и чугунки с едой держали за окном: двор узкий, тёмный, в нем всегда прохладно. Иди за тортом скорее, болтушка!
С этим напутствием я бодро вышла из кухни, но тут же попала в кромешную тьму и, скажу честно, задрожала от страха: кто-то опять выключил в коридоре свет.
Я в растерянности стояла в квадрате слабого отсвета из кухни: в комнату идти страшно, назад тоже хода нет – неудобно мямлить бабуле, пережившей блокаду и бомбёжки, про сквозняк и сумрак.
Вздохнула: делать нечего, надо идти, нашарила стену и осторожно засеменила вдоль неё – поворот, полная темнота!
Мамочка, миленькая!
Я вела рукой по стене, осторожно шаркала шлепками по полу, и вдруг пальцы наткнулись на что-то огромное, давящее и омерзительное – с мокрой шерстью!
От ужаса у меня так перехватило горло, что я не могла визжать.
Я отдернула руку, шарахнулась к противоположной стене и провалилась вместе с ней: стена подалась вглубь.
– А-а-а! – вскрикнула.
– Кто там? – послышался сонный мужской голос, и я догадалась, что попала в чью-то комнату.
– Это Маша, Тамары Павловны внучка.
– Заплутала что ли?
– Ага.
Скрипнуло кресло, а может, диван, собеседник прошаркал в коридор и пошарил по стене: вспыхнула тусклая лампочка без абажура, свисавшая на витом шнуре.
Спасибо, выдохнула я, и через секунду узнала: мой спаситель – тот самый Петрович, вернее, Николай Петрович.
– Где комната, знаешь?
– Нет.
– Проводить?
– Если вам не трудно.
– А чего трудного, семьдесят лет здесь хожу, дорогу выучил: считай от меня три двери, ваша – четвёртая. Прилёг вздремнуть, пока чаепития ждал.
Я заверила Николая Петровича: чай будем пить буквально через десять минут, и оглянулась на стену, возле которой меня подкараулило страшное ОНО с мокрой шерстью.
Это была сырая от дождя шуба, она висела с кучей пальто и плащей возле низенькой двери.
Да что это со мной творится, с вороной пуганой?!
Петрович довёл меня до комнаты и пошел назад.
Юля опять работала, хлебом не корми, дай уткнуться в ноутбук!
Я неплохо училась, любила читать, сидеть в интернете, но Юля – просто фанат учёбы, бабуля не преувеличила.
Бабушкина квартирантка вызвала разноречивое впечатление – подозрительная тихоня: стройная, милая, могла бы с парнями вечера проводить, а не сохнуть над книгами.