«Какой полезный с-с-совет», – оценил внутренний голос, хотя то, что Тот не договаривает, царапало и тревожило.
Выбросить из головы, не думать, какая разница, чужой человек…
«Даже Тот сказал не грузиться», – успокоила себя Янка и вымученно улыбнулась.
– Ну и что ты будешь делать?
Тот пожал плечами:
– Находить. Выводить.
– Да нет же, я про архэ!
Тот осторожно сжал кулак, вздохнул и затолкал в рот остаток сникерса. Прожевал, проглотил и вскочил на ноги:
– Подарю Ноябрю.
– В каком смысле?
Из-под ежиной мордочки по губам неожиданно разлилась довольная ухмылка:
– В самом прямом. Возьму и отдам сейчас архэ Ноябрю. Ему ведь и самому очень не хватает этого света. Пусть мёртвая земля хоть на капельку станет… живее.
Тот спрыгнул на землю мимо ступенек и опять уселся по-турецки.
Осторожно перевесившись через раму разбитого окна, Янка решила, что присоединяться на сей раз не будет, посмотрит так.
Тот сосредоточенно чертил перед собой пальцем в пыли. Сначала круг. В нём сверху вниз дугу, следом из той же точки – зеркальную, поперёк ещё одну, отсекая верхнюю треть, по бокам – две закорючки. Рисунок показался Янке смутно знакомым, а ещё напомнил схематичное изображение… рыбки.
Пока Янка думала, Тот уже сноровисто писал по наружной стороне круга следующую порцию закорючек. Янка пригляделась, но не сумела разобрать ни слова. Буквы были странные, не очень похожи на русские. Хотя вон те характерные хвостики напоминали что-то из алгебры… греческий язык? А две закорючки по бокам «рыбки» – это же альфа и омега, точно!
На этом Янкины познания в греческом иссякли.
Наконец Тот закончил и занёс вторую руку над рисунком. Соединил ладони лодочкой, раскрыл кулак…
Теперь он ничего не говорил, но архэ вспыхнуло – и растеклось жидким светом, наполнив ладони до краёв, словно чашу – прекрасную, золотую, сияющую. От тишины и сияния, казалось, начал дрожать воздух – и вибрировала рыбка на груди. На землю упала первая капля света, вторая, Тот раздвинул ладони – и на рисунок в пыли потоком пролилось слепящее глаза солнечное золото.
Рисунок рыбки вспыхнул – перечёркнутая петля в круге. Сердце защемило – наяву или отзвуком воспоминания?
Мгновенье – и вот уже исчез и свет, и рисунок, и архэ… Только позолота медленно сходит с кожи Тота, словно краска.
И вокруг что-то – кто-то?! – ощутимо вздохнуло, холодок чужого дыхания пробежал по ногам и шее, гоня по коже табуны мурашек, взъерошил волосы и растворился в ноябрьском воздухе.
Тот закинул голову, роняя капюшон, посмотрел Янке в глаза и счастливо улыбнулся:
– Завтра придёт северный ветер. И всё будет хорошо.
А вот потом вдруг нахмурился и вскочил на ноги. Огляделся, вслушиваясь, повёл плечами, натянул капюшон обратно. Янке даже показалось, что ежиный нос старательно принюхивается.
– Э… Тот? – окликнула Янка, опускаясь на ближайшее кресло. – Всё в порядке?
Её пробрала дрожь – от холода или внезапно охватившей тревоги, она сама не знала.
– Пока – да.
У Тота был настоящий антиталант к успокаиванию девушек.
И к объяснениям.
– А дальше? Что происходит?
«Может, ты всё-таки вернёшь меня домой?!»
Тот не ответил, замерев на пороге трамвая.
– Эй, Тот… когда я смогу вернуться? – Янка всё-таки не выдержала, хотя унижаться до прямого вопроса-просьбы было невыносимо.
– Ну… – Тот задумался, и Янке это категорически не понравилось.
– Сейчас.
– Что «сейчас»?
– Я хочу вернуться сейчас, – отчеканила она.
– Ты чего-то боишься?
– Нет, – соврала Янка прежде всего самой себе. – Мне пора домой.
Тот запустил руку под капюшон и почесал затылок. Почему-то такая простая и хорошая идея, как вывести Янку прямо сейчас, его не радовала:
– Слушай, а может, просто прогуляемся кое-куда, пересидим и потом я тебя отведу, а?
– Нет уж! Давай сейчас.
– Понимаешь…
– Не понимаю и понимать не хочу!
– …вот прям отсюда из Ноября не уйти. Архэ влияет остаточно.
– Что?
Тот развёл руками: мол, он не специально и вообще не может ничего поделать.
– Пойдём, – попросил он. – Ненадолго задержишься, правда.