— Ну что, уморила тебя тетка Либуша? — весело пропела она. — Так в тебе тела-то, как в пичуге малой, а она и не такие вымешивала. Вот приезжала на прошлый год девица из земель жарко-дальних, телеса у нее богатые были, так тетка Либуша на пуд[15] ее за раз облегчила, — и, озорно глянув на меня, продолжила: — А ваши-то без тебя трапезить не садятся, дожидаючись.
И, взмахнув длинными рукавами, потащила меня обедать.
Судя по ядрено-свекольному цвету лиц, коневрусы сами только-только из бани, так что рассказ о том, как меня тут все заждались, вызывал законные сомнения.
Обеденный зал, или как он здесь называется, постоялого двора, был явно лучше приспособлен к кормлению разноростовых посетителей. Коневрусам поставили такой же высокий стол, как у них на стойбище, но и про меня не забыли. К столу была придвинута конструкция, напоминающая трон со ступеньками. Когда я на него забралась, оказалось, что высоты как раз достаточно, чтобы чувствовать себя за столом вполне комфортно. Еда же поразила меня в самое сердце. И дело было даже не в качестве приготовления, а оно было отличным, а в количестве блюд. Не успевали мы попробовать одно, как нам уже несли перемену. И все горячее, шкварчащее, распространяющее аппетитные запахи. И это застолье все тянулось и тянулось. Все уже давно наелись, но и не думали расходиться. Я, поняв, что дожидаться окончания без толку, потихоньку выскользнула из-за стола и вышла на улицу. Ярко светили звезды. В темноте звон был слышен отчетливее, чем днем. На скамейку рядом со мной присела Нежана и тоже, казалось, прислушивалась.
— Ты слышишь звон? — неожиданно для себя спросила я.
— Конечно, — она пожала плечами, — все русичи слышат его. Даже те, кто на Руси давно не был.
— А Русь далеко? — заинтересовалась я открывшимся обстоятельством.
Нежана повернулась и распахнула на меня свои огромные глазищи:
— Да ты что, Стеша, Русь — это вот все. — И она повела руками вокруг.
— Как Русь?! Это же Гиперборея? — Похоже, мы про разное говорим, решила я.
— Ну да! Только это одно и то же. Гипербореей нас называют соседи. Из-за Борейских гор. А для нас — это Русь, потому и город — Русеславль. — Она посмотрела на меня и прыснула в рукав. — А ты не знала, что русская?
Что ответить, я не знала, поэтому решила обойтись правдой:
— Я не знаю своих родителей.
— Ну а родственники?
— И родственников.
— Это как же так бывает в наше время, чтобы родственников не знать? А соседи? — Вид у Нежданы был такой растерянный, что я бы рассмеялась, вот только смешно не было. Я не могла сообразить, что ответить этой милой девочке.
— Да никого нет. Никто не знает. Нашли меня чужие люди.
— А родственники-то тебя ищут, поди, убиваются. — И слезы покатились из глаз доброй наивной девочки. — Ты иди завтра с коневрусами к Главе Глав, когда они разрешение на торжище испрашивать пойдут. Расскажи там, пусть волхвы помогут твоих родичей сыскать. Вот уж тем радости будет!
Чтоб не огорчать ребенка, я согласно кивнула.
На мягкой перине спалось просто волшебно. Но все равно я проснулась задолго до рассвета и вышла на улицу поджидать попутчиков. Первым вышел молодой русоволосый коневрус — Вышебор. Посмотрел на меня, посмотрел и сказал:
— Не годится красной девице перед почтенными старцами в портках показываться. Да и нас это не личит. Пока наши проснутся, пока до них черед дойдет, пойдем хоть какую-никакую одежу тебе справим.
— А ты знаешь куда?
— Так торговцы и ремесленники завсегда у моря лавки держат.
Ну вот как в анекдоте: «а слона-то мы и не заметили». О наличии тут моря я даже не догадывалась, хотя на город с холма смотрела! Ну что уж тут скажешь…
Рассвет радостным всполохом догнал нас уже в пути. Из города он смотрелся гораздо внушительней и занимал почти полнеба. Вскоре и правда показалось море, но это было не море из моего заоконного острова. То — было спокойным, синим. Это же бугрилось волнами и отливало отчетливым серым цветом. И все равно оно было прекрасно! На волнах покачивались огромные корабли, стилизованные под всяких чудищ. Ветер трепал разноцветные паруса. И пахло оно почему-то огурцом.
Совсем рядом послышался гул сотен голосов, и мы вышли к торговым рядам, которым конца-края видно не было. Вышебор, несмотря на молодость, и здесь ориентировался лучше меня. Следуя только ему известным приметам, мы пришли прямо в одежные ряды. Времени у нас особо не было, поэтому долго рыться в тряпках мы не стали. Вышебор выбирать женскую одежду явно не умел, а я и подавно впервые покупала что-то носибельное. Так и получилось, что у первого же прилавка мы сторговали красные сафьяновые сапожки, вышитую сорочку и сарафан, расшитый бисером и бусинами. На соседнем прилавке подобрали ярких атласных лент и какие-то серьги, которые вплетались в волосы над ушами. И, когда мы уже уходили, Вышебор добавил ко всему этому широкие наручные чеканные браслеты и монисто на шею. Может, это было и не так шикарно, как в том, в чем щеголяют местные горожанки, но я даже была рада. В сарафане все ж как-то полегче ходить, чем в тяжелом парчовом одеянии!
Когда мы вернулись на постоялый двор, коневрусов уже не было, поэтому я быстро побежала наверх переодеваться. По пути мне попалась Избава, которая, увидев у меня в руках свертки, спросила, не нужна ли мне помощь. Это была просто удача — я уж думала бежать, Нежану искать. Ну вот не знала я, как ленты на голову цеплять, и все тут!
В комнате я быстро переоделась — с сорочкой, сарафаном и сапогами и дурак бы справился. Тут пришла Избава, и я протянула ей расческу. Она ее покрутила и отдала мне обратно.
— Подойди, девонька, к зерцалу, — сказала она, доставая откуда-то большой костяной гребень.
Я огляделась: зеркала нигде не было, опять же, она сказала «зерцало», может, это что-то другое? Я выжидательно посмотрела на нее. Она повторила фразу, махнув в сторону окна. Ну надо так надо! Мы люди подневольные. Я подошла и встала куда мне сказали. Избава дернула кисточку рядом с окном, и… мама дороХая! Витраж превратился в зеркало. Вот тебе и лапотная Русь! Я посмотрела в него, только сейчас поняв, что последний раз видела свое отражение еще в детдоме. Картинка, конечно, сильно не изменилась. Но все же… Долгое пребывание на свежем воздухе и обильная кормежка (спасибо саквояжу!) явно пошли мне на пользу. Бледная немочь с лица исчезла, и слегка подзагоревшая ряшка пламенела почти таким же ярким румянцем, как и у всех русичей. Волосы тоже отрасли гораздо сильнее, чем можно было от них ожидать. И впервые за всю жизнь они не показались мне редкими серыми волосятами. У них появилась вполне весомая густота (не иначе вода без хлорки) и даже какой-то золотистый блеск. Красавицей я, ясно дело, не стала, но хоть какие-то краски в наружности появились.
Избава своими умелыми руками изобразила из моих волос даже что-то вроде косы. Повздыхав над недостаточной, с ее точки зрения, длиной, она закончила плетение одними лентами. И если сильно не приглядываться (а кому я сдалась!), то можно было подумать, что коса вполне себе приличной длины. Серьги над ушами приятно покачивались в такт движениям головы. Избава защелкнула на моих руках браслеты, помогла застегнуть монисто и удовлетворенно покрутила меня перед собой.
— Ну хоть на девицу стала схожа, а то парень парнем в исподнем. — И Избава налила мне куда-то внутрь этих сережек каких-то приятно пахнущих капель. Вот никогда бы не додумалась, что в украшениях есть специальные пустоты для ароматических масел!
Когда мы с Вышебором добрались до двора Главы Глав, коневрусы уже готовились входить, так что мы едва-едва успели. Увидев меня, Быстробег одобрительно забил копытом.