— Прости, девочка, — покаянно сказал он, — я все время забываю, что ты особая. Мне не доводилось еще провожать сюда людей с перекрытым чародейным местом. Потому тебе древо и не открылось.
Он стукнул навершием посоха по стволу, и на том тут же проявилось большое дупло. Волхв вошел туда сам и за руку втянул меня. Внутри ствола темно не было, древесина слабо подсвечивалась каким-то светлячковым светом, которого, впрочем, вполне хватало. Посреди круглого помещения метра четыре в диаметре, прямо под ногами зияло отверстие. От неожиданности я отпрянула назад. Атей засмеялся и обнял меня за плечи.
— Не бойся, тут невозможно упасть и разбиться. Иди за мной.
И, не говоря больше ни слова, он шагнул прямо в дыру. Его тут же обхватили-оплели выступающие наверх корни дерева и утянули вглубь. Идти за ним мне категорически не хотелось. Я повернулась назад — дупла не было. Я обшарила все стены — ничего! Происходящее мне все больше и больше не нравилось! Одно дело учиться пойти, и совсем другое — на манер белок внутри деревьев ползать. И вот честно вам говорю, если б не предчувствие надвигающейся клаустрофобии, ни в жизнь бы я туда не полезла! Короче, набрав побольше воздуха, как перед прыжком в воду, я тоже шагнула в дыру. Тут же, как щупальца гигантского спрута, корни обхватили меня и потащили вниз. Скорость была немаленькая, поэтому внутренности сжались в изюминку и поднялись к горлу. Я никогда не прыгала с парашютом (да никогда и прыгать не буду!), но почему-то казалось, что ощущения схожи с затяжным прыжком. Адреналин радостно разлился по кровеносным сосудам. Сердце перевыполнило план на пятилетку, отстукивая пламенную тарантеллу…[29] И тут же все закончилось! Я стояла меж переплетенных корней на деревянном полу. Тут же был и Атей с довольной улыбкой на лице, которое весьма существенно разгладилось и помолодело. Сейчас я бы ему с трудом дала лет двадцать пять.
— Я уж думал, ты никогда не решишься, — похохатывал в короткую бороденку он, — ты, часом, головой об стены там не билась?
— Билась, но не головой, — угрюмо подтвердила я и огляделась вокруг.
От места, где мы стояли, на четыре стороны расходились широкие коридоры. Стены, казалось, сплошь были опутаны корнями всех видов и расцветок. Свет же лился откуда-то сверху. Я задрала голову: весь потолок целиком состоял из знакомой мне витражной субстанции. Было полное ощущение, что прямо за ней погожий солнечный денек. Разноцветные пятна света весело пятнали темный отполированный деревянный пол.
— Нам сюда, — сказал Атей и повернул в один из коридоров.
Минуты три мы следовали плавным изгибам коридора и вскоре вышли на большую полянку, густо заросшую цветами. По всему периметру она была окружена густым частоколом деревьев. А наверху ярко светило солнце. Вот только было оно почему-то черного цвета. Но на окружающие краски странный цвет небесного светила влиял мало. Создавалось полное впечатление, что яркое летнее солнце пробивается сквозь свинцовую тучу.
— Это подземный мир Велеса, потому и солнце здесь свое — подземное, — сказал Атей, отвечая на мой молчаливый вопрос.
По всей полянке были разбросаны маленькие теремки. Они были такими хорошенькими, что никак не могли быть настоящими. На ум пришел пряничный домик из сказки братьев Гримм про юных Йоганна и Маргариту.[30] Атей решительно пошел к одному из них. Я потрусила за ним.
Внутри теремок был так же хорош, как и снаружи. Удобную кровать прикрывал тяжелый бархатный полог. В углу стопкой стояли резные сундучки. На широких лавках горкой громоздились подушки. Около окна пристроился стол с табуреткой, а на нем — резная тарелка с серебряным яблоком (видели мы такой девайс на ихней фабрике, а как же!). Атей провел меня за занавеску в углу, и я замерла… Е-мое! Ванная!
— А это у нас уборная, — с ноткой гордости вещал Атей, — вот здесь можно омываться, здесь умываться, а здесь… хмм… что-то вроде выгребной ямы, — он по очереди указал на предметы соответствующего назначения.
Объясняю. Ванна выглядела как полированная, выдолбленная из огромного, чуть зеленоватого ствола дерева, чаша. Над ней висело что-то похожее на кувшин с цепочкой. Дергаешь за нее — льется теплая вода. Притом в кувшине она не заканчивается, а, попадая в чашу, всасывается в стенки без остатка. Умывальник выглядел примерно так же, только размером был поменьше. А «хмм… что-то вроде выгребной ямы» — такой нормальный резной трон, с дыркой посередине. Ни смыва, ни других глупостей для удаления содержимого не видно. Наверно, тоже в стенки всасывается. Даа… После такого видение светелки на постоялом дворе явно померкло! Свой собственный домик со всеми удобствами!
Атей вывел меня на улицу и повел в дальний конец поляны к ажурной, почти кружевной, беседке. Внутри стоял круглый стол с вышитой скатертью.
— Здесь трапезы происходят, — доложил он, — а там, — махнул он куда-то за беседку, — баня.
— А трапезы-то с кем?
— Как с кем? С другими потворниками.[31]
— А есть еще кто-то?
— Конечно, есть! Знания ведь передаваться должны постоянно, только тогда они жить продолжают во славу Богам, Роду и предкам! — Он посмотрел на солнце. — Да скоро они и сами подойдут, познакомишься. А пока осмотрись тут, а мне пора, не обессудь.
Не сказав больше ни слова, Атей повернулся, не торопясь пересек поляну, постукивая посохом, и исчез в коридоре.
И правда, не прошло и получаса, как по округе зазвучали голоса. И скоро на поляне появились люди. Но, собственно, людьми здесь можно было назвать далеко не всех. Добрая половина выглядела более чем странно. Судя по всему, Нежана была права — зверолюдей в Гиперборее хватало.
Здесь был и мальчик с головой барана, и крупная птица с головой красивой девочки, и что-то более сложносочиненное: львиное туловище с крыльями и человеческой головой. И еще было странное нечто: голова птичья, туловище до колен человеческое, а от колен опять же птичьи лапы. На фоне этого зоопарка другие выглядели вполне пристойно. Вариации с ростом, количеством глаз и цветом кожи казались теперь полной ерундой. Ну теперь-то я со своим горбом могла вообще не переживать! В этой кунсткамере оплота человечества я была в числе наикрасивейших.
Вновь прибывшие столпились, глядя на меня. Я краснела, мучительно подбирая слова, и тут из-за спин показался Анебос.
— Это новенькая, — сказал он, подходя ко мне, — Атей решил, что ей надо учиться.
— Она — человек? — спросил кто-то из толпы.
Псеглавец вопросительно посмотрел на меня, я подумала и кивнула. Тут весь этот цирк доктора Моро[32] начал подходить и с поклоном представляться. Я кланяться-то кланялась, но имен и близко не запомнила. Тут и простые человеческие не отложились бы, а уж в таком обществе и подавно. Решив, что Анебоса местные боги послали мне в помощь, и уж у него-то я смогу постепенно порасспросить про всех, я слегка поуспокоилась.
Народец тем временем заходил в беседку и стукал рукой (ну или у кого что было) по скатерти, при этом что-то произнося. «Скатерть-самобранка», — догадалась я. Чтоб не отрываться от коллектива, подошла и я. Решив попробовать, насколько распространяется могущество этой тряпицы, заказала сосиски. Ежу ведь понятно, что про наличие такого полуфабрикатного изделия она знать не знает! Самобранка подумала пару секунд и выдала мне в расписной чеплышке пару дымящихся сосисок! Вот это да! По какому принципу, интересно, она работает? Вот опять же, без Анебоса никак!
Рядом со мной присела красивая девочка без видимых физических странностей и протянула мне медовый пряник:
— Хочешь? — спросила она. Я взяла. — Меня здесь все Урисницей называют. Можно просто — Риса. У нас не принято имена говорить.
— У нас — это у кого? — не поняла я.
— У урисниц, — она недоуменно посмотрела на меня, — ты же не можешь не знать, кто мы такие!
— Да, конечно, прости, — пробормотала я. Не хватало еще тупицей прослыть и в здешнем коллективе! Надоело мне, знаете ли, быть изгоем в обществе. Должна же у них здесь какая-нибудь книга иметься, что-то вроде энциклопедии, где все они описаны?