Мой заказчик безмолвствовал. Чему я обрадовалась. Хотя я была перед ним ни в чем не виновата, но все равно чувство вины меня не оставляло.
И вот мы в нужном месте. То есть по ту сторону двери. Задвижка закрыта, несмотря на удивление ребят. Я им сказала, что так надежнее, чем заслужила пару понимающих кивков головы за предусмотрительность. Пиксель тут же решил, что для еще большей конспирации, нам следует замести следы. Пока Тоник спрятал велики, он отломал ветку сосновую и вручил мне как самому ненужному члену экспедиции.
– Это явный перебор, – подметая песок, ругалась я.
С полкилометра мела, даже плечи заболели и спина тоже.
Как и задумал Пиксель, мы заранее затаились в удобном, неприметном месте. Там, где нас никто из конкурсантов не заметит невооруженным глазом.
Сидим за огромным красноватым камнем, размером с гараж. Ноги босые, песок прохладный и влажный. Отпечатки получаются смешные – особенно от пальцев. Я прикладываю свою ступню в след ноги Пикселя.
– У тебя пальцы как горох, – хихикнул он.
Волнуемся. Подсматриваем, как шатер строят. Над озером разносится стук молотков. Народ все прибывает и прибывает. Костры горят, в воде красиво отражаются длинными сверкающими лентами. В небе – половина луны. Если смотреть в бинокль – мало от нашей отличается. Или вообще не отличается. Поспорив насчет физиономии луны, мы пришли к выводу о собственной необразованности. Кто ее знает, как она должна выглядеть? Тоник, надув щеки, утверждал, что это наша луна, показывал на какие-то кратеры. Но мы ему не очень поверили.
Спасть пришлось по очереди – вдруг этим колдунам приспичит ночью Гаспара призывать. Так дотянули до восхода солнца.
Еще целые сутки наблюдали по очереди в бинокль, как идет подготовка к великому дню. Однажды я даже видела наших знакомых – старого учителя со стайкой детей. Хотя наставник и хорохорился – перед волшебниками и чужаками кланялся слишком низко. Зря он так – дети все видят и запоминают. Потеряет, дурак, уважение, потом кричи-не кричи – толку ноль.
– Смотрите, там что-то странное происходит, – предупредил Пиксель.
По его словам, все, кто были на том берегу вдруг дружно прилегли отдохнуть. Одновременно, причем по словам Пикселя, наш старик, который учитель, уложил детей и только потом распластался на земле.
– Ничего не понимаю, даже строители лежат, – последние слова Пиксель договаривал сдавленным тошнотворным голосом.
Потому что нас накрыло. Дурнота навалилась постепенно, но так быстро, что Тоник попросту повалился лицом в воду, мне тоже было хуже некуда. Точно так как в том сне, когда меня черное одеяло придавало. Я оказалась самой подготовленной и лежа ползла, вытаскивая Тоника на берег.
Пикселю было хуже всего, он дольше всех стоял. Теперь он хрипел, будто его душили.
– Ты жив? – мой вопрос так и не прозвучал.
Голоса не было, но силы оставались и я трясла Тоника, опасаясь, что он успел вдохнуть воды в легкие.
Наконец он выдохнул и закашлялся. Теперь можно было валяться и ни о чем не беспокоиться.
– Так это уже не в первый раз? Это уже было? И ты нас не предупредила! – Пиксель разорялся как бешенный.
Пришлось втолковать ему, что именно так не было. И в прошлые разы я либо спала, либо сидела. Впрочем, я сидела и на этот раз. А судя по всему, нужно было лежать.
– Чертова магия! Надо будет измеритель магического поля спереть, наверняка по нему все узнают, что такая фигня будет происходить, – уже более спокойно решил Пиксель.
– Горло дерет, – перестав кашлять, пожаловался Тоник.
– Нет чтобы спасибо сказать, – мне и правда было обидно, что он даже не понял кто его спас от утопления.
Тоник с Пикселем почти не ссорились, в основном валяясь на песке. Когда не ели и не подглядывали за шатром на том берегу. Оба загорелые и довольно симпатичные. Местами даже мускулистые. Сама иногда не пойму, какого лешего мне Тоник больше нравится?
– Ты почему на него так внимательно смотришь? – излишне беззаботно спросил меня Пиксель.
Нужно было срочно что-то придумать. Иначе я начну краснеть, почувствую это и покраснею еще заметнее.
– У него глаза как у несчастного щенка.
– А у меня они какие? – с легкой ревностью поинтересовался Пиксель.
– Как у обезьянки, – сдуру выпалила я, – ну знаешь, маленькие такие, с ними еще все фоткаются у Спаса на Крови.
Тоник смешливо фыркнул.
– То есть я похож на старую облезлую мартышку? – медленно, явно обидевшись, решил Пиксель.
– Ты же про глаза спрашивал, – я все-таки начала краснеть, – Ну ты помнишь какие у них глаза?
– Мелкие и слезящиеся? Нет? Злобные? Тоже нет? Ну и какие они? Я их сто раз видел. Совершенно бессмысленный взгляд. А когда с ними фоткаются, они кусаются. И за это их лупят по плешивому черепу. А еще они зубы скалят. Вот так.