В своей маленькой грязной комнатушке, Юра выложил на стол два дробовика, калибр второго был гораздо больше, да и само ружьё было большим и тяжёлым.
– Это?
– Это двенадцатый калибр, а это десятый. Не понимаю, зачем оно тебе? С него только с колен стрелять можно, очень тяжёлое, да и отдача большая. Я его коллекционеру хотел продать, говорят работа редкая!
– Сколько? – спросил Денис.
– Пятьдесят за двенадцатый и сто за десятый, – мрачно ответствовал дядя Юра.
– Сто за оба! И все патроны какие есть! – оборвал его Денис.
Дядя Юра замялся.
– Мало. Добавить надо, – неуверенно произнёс он.
– Две бутылки сверху! – продолжал напирать на него Денис.
– Эх, ладно! Твоя взяла! Давай деньги! – махнул рукой Юра. Денис сунул руку в карман и осёкся.
– Пойду в банк сниму. Они у меня на карте! – виновато проговорил он.
– Не надо перекинь мне на карту, – всё также не весело сказал ему дядя Юра. Удивляясь, про себя что у такого алкаша есть карточка, Денис перевёл ему деньги, забрал два ружья и патроны.
– У тебя разрешение-то есть? – вдруг спросил его Юра.
– Я не буду пользоваться ими здесь! – сказал ему Денис и поспешил уйти. Юра пожал плечами.
– Придурок, – пробормотал он.
В своей комнате Денис положил ружья на стол. Оба ружья были старыми горизонталками. Двенадцатого калибра было тульского завода, дешёвое. У Дениса отец был охотником и, он имел о ружьях некоторое представление. Он умел обращаться с таким оружием, хотя в отличие от отца, так и не прикипел к охоте. С сожалением он подумал о том, что явно переплатил за это ружьё. Но когда он осмотрел десятый калибр, то успокоился. Этот гладкоствол выглядел солидно, был на удивление хорошо сделан и, к нему было много патронов. «Здесь он для меня тяжеловат, но там будет в самый раз!» – подумал Денис, разглядывая ружьё. Он хотел сделать обрез из одного из ружей. Портить такое чудо было кощунственно, поэтому его выбор пал на тульский ширпотреб. На его карточке оставались ещё деньги, Денису очень не хотелось уходить от двери, его уверенность в том, что она «откроется» в ближайшее время была непоколебима, но ничего было не поделать. Он тяжело вздохнул, перед уходом ещё раз проверил, проход был закрыт и ушёл поспешно, уже думая о том, чтобы быстрее вернуться. Через несколько часов он вернулся, в строительном магазине он обзавёлся длинным топором на прорезиненной ручке, мачете и ножовкой по металлу, рядом с домом купил продуктов на неделю. Денис твёрдо решил больше никуда не выходить, пока дверь не откроется. Он был уверен, что в течение недели это обязательно случится. Денис поставил чайник, положил двенадцатый калибр на деревянный пол, придавил его ногой, примерился и начал ножовкой пилить стволы.
Дверь 6. Не люди.
Два мутных красных солнца, сползли уже ниже высоких каменных зданий. Город быстро накрыла тьма, она расползлась словно зараза. Огромный кузнец, с лицом поросшим тёмно рыжей шерстью, что делало его похожим на зверочеловека, с тяжёлым вздохом решил запереть сегодня свою лавку, располагавшуюся рядом с кузней. В этой кузне изготавливал он по большей части подковы, кухонные ножи, топоры и прочую домашнюю утварь и давно не делал никакого оружия. Для того чтобы изготавливать мечи и копья нужно было обзавестись лицензией, а на это у него не было денег. К тому же, в том районе, где он смог открыться, практически не было серьёзных клиентов, он подумал о том, что нужно бросать здесь всё и перебираться на Север, где законы были не такие суровые к таким беднякам, как он. Он запер дверь, в лавке за стойкой сидела его жена, высокая, крупная женщина, с резкими, даже грубыми чертами лица. Они обменялись взглядами, в которых всё было сказано. Они вообще мало разговаривали, за долгие годы вместе, они научились понимать друг друга с полувзгляда. Женщина закрыла кассу, она не позволила себе ни единого вздоха, и он был благодарен ей за это. На секунду его сердце переполнилось жалостью к ней, жалостью и любовью. Ему стало горько от того, как мало хорошего она видела после того как вышла за него. Жена накрыла на стол и, они сели ужинать всё в том же молчании. Пережёвывая пищу он думал о том что где-то на днях был бы день рождения их сына, если бы он был ещё жив. Он доел и отодвинул тарелку, отрицательно качнул головой на немой вопрос жены о добавке. Когда она мыла посуду, он сказал.
– Нужно уезжать на Север.
Жена повернулась и посмотрела на него, брови её слегка приподнялись.
– Прошло слишком много времени, – продолжал оружейник, – он не вернётся!
Он отвернулся, жена вернулась к посуде. Ночью ему не спалось, он ворочался с боку на бок и всё не мог заснуть. «Чёрт знает что такое!» – думал он. Ему казалось, что жена тоже не спит, но он всё боялся проверить свою догадку. До него долетели глухие удары большого колокола Главного Собора Церкви Согласия. Это означало, что наступила полночь. Удары были настолько сильны, что в шкафу дребезжала посуда. Едва колокол смолк, ему показалось, что в дверь кто-то скребётся. Он прислушался ещё раз, скрип повторился. Тогда он грузно встал и пошёл к двери, по пути захватив со стойки тяжёлый боевой топор и, одним движением распахнул дверь настежь. В ту же секунду мимо его ног прошмыгнула рыжая молния, запрыгнула на стол, схватила со стола обглоданную ногу с остатками мяса и впилась в неё зубами. Время от времени существо косилось на оружейника, в темноте глаза его светились фосфорицирующим кошачьим блеском. Оружейник запер дверь, поставил топор к стене, потом нашёл свечу и зажёг её. Свет этой свечи осветил маленькую рыжую девочку, одетую в лохмотья, бывшие некогда довольно красивой одеждой, голова девочки была покрыта ярко рыжей шерстью, венчали голову аккуратные ушки, похожие на лисьи.