Ему тут же связали руки за спиной и повернули лицом к лунному свету. Сейчас оно было темным, но днем могло оказаться любого цвета. Кожу покрывала сеть серебристых отметин — то ли шрамы, то ли особый вид татуировки. Это было красивое лицо с чистым высоким лбом, и вместе с тем это было лицо слабоумного. Он тяжело дышал, смотрел на своих мучителей испуганным, но бессмысленным взглядом, открывал и закрывал рот, но так и не произнес ни слова, даже не пытаясь протестовать.
— Держите его! — приказал высокий землянин, наклонился над связанным и произнес: — Аугач. Лугач?
Темнокожий человек снова всхлипнул и попытался отвернуться.
Землянин заговорил на незнакомом Чаттену языке, очень быстро и ожесточенно. Темнокожий ничего не ответил, лишь еще громче захныкал.
Словно охваченный внезапным приступом ярости, землянин несколько раз хлестнул темнокожего по лицу, продолжая говорить на незнакомом языке.
Чаттен шагнул вперед, думая только об одном: этот человек слабоумный. Издеваться над беспомощным идиотом — последнее дело.
Однако слабоумный вдруг воинственно закричал и опрокинул на землю тех двоих, что держали его. Казалось, эти пощечины пробудили дремавшую в глубине его души гордость. Он яростно набросился на землянина.
— Молодчина! — похвалил его Чаттен и схватился с двумя негодяями, которые уже поднялись на ноги и собирались атаковать чернокожего со спины.
Все смешалось перед глазами у Чаттена. Лунный свет выхватывал из темноты чьи-то кулаки, перескакивал с одного лица на другое. Удивительно, что никто из дерущихся не воспользовался оружием. Эти двое оказались хорошими бойцами, они знали толк в уличных драках. Чаттен быстро очутился на земле и, вставая, увидел, как слабоумный сбил землянина с ног, но два оставшихся противника пытаются тычками и пинками отогнать его прочь. Чаттен тряхнул головой и снова ринулся в драку.
На этот раз ему удалось добраться до землянина. Чаттен успел мельком взглянуть на его напряженное лицо, терзаемое изнутри жестокой, едва ли не маниакальной страстью, рядом с которой нет места ни милосердию, ни справедливости. Усиленная алкоголем интуиция помогла Чаттену понять, что этот человек намного опасней обычного вора или разбойника.
Он внезапно осознал, что вмешался в сложную и жестокую игру, которая не имеет к нему никакого отношения.
Но отступать было поздно, безнадежно поздно.
Внезапно в руке у землянина появился пистолет. Чаттен обхватил тонкое запястье противника, тот оказался совсем близко. Его остекленевшие глаза сверкали, словно две крупные бусины, рот искривился в гримасе. Пистолет издал еле слышное шипение: комбинезон Чаттена задымился, а сам он со слабым стоном повалился в пыль.
Он видел сон, в котором плыл в полном одиночестве среди безмолвного, непрерывно кружащегося сияния. Плыл и страдал от страшной боли. Затем луна спустилась с неба и заглянула в его глаза, по мере приближения становясь все темнее и темнее, пока не сделалась совсем черной, за исключением серебристых борозд. И в этот момент сон оборвался.
Очнувшись, Чаттен все еще чувствовал боль, но притуплённую и далекую. Удивительное сияние исчезло, сменившись серостью металлической стены, на которой светилась лишь одна трубчатая лампа. Потолок казался знакомым, как и особая обстановка комнаты. Чаттен нахмурился, но вскоре сообразил, где находится, и терзавшая его смутная тревога утихла. Он видел над собой потолок корабельной каюты. Значит, все в порядке, он все-таки вернулся на «Феб».
Он лежал, умиротворенный и расслабленный, и слышал гулкий вой генераторов в чреве корабля. «Феб» уже полным ходом мчался среди звезд. Должно быть, Чаттен долго пролежал без сознания. Он не помнил, как стартовал корабль и как перешел на сверхсветовую скорость.
В вое генераторов слышалось что-то неправильное, но он не стал беспокоиться из-за этого.
Дверь отворилась, и в каюту вошла девушка.
— Вы уже очнулись? — улыбнувшись, сказала она. — Вот и хорошо. Как вы себя чувствуете?
Она приблизилась и наклонилась над койкой. Чаттен удивленно уставился на нее. На «Фебе» не было ни одной женщины.
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— Присматриваю за вами.
— Нет, не в каюте, а вообще на корабле.
Она озадаченно посмотрела на него:
— Я здесь живу.
Девушка была невысокой, с коротко стриженными каштановыми волосами и неправдоподобно голубыми глазами. Бойкая и жизнерадостная, она двигалась легко, словно ее стройное тело сделали из упругой стали. Она выглядела строгой, хотя это слово, пришедшее на ум Чаттену, было не совсем точным, потому что взгляд ее светился состраданием и добротой.