— Тише, — испуганно прошептал Прик, вжавшись в стену. — Один пошел за Доком, другой повернул сюда.
Тени в кривом переулке сгустились. Чаттен застыл, повернув голову так, что щека касалась крошащейся штукатурки.
Приближались легкие и осторожные шаги.
Чаттен подался вперед, сдерживая дыхание.
Преследователь шел с опаской, то и дело оглядываясь по сторонам. Он заметил засаду и замер, его рука метнулась к поясу, но Чаттен оказался рядом раньше, чем он успел достать оружие или убежать.
Это был худой, жилистый и крайне неприятный тип. Он не стал дожидаться, когда его схватят, а встретил Чаттена двумя апперкотами, затем засадил костлявым коленом в живот. Чаттен успел откинуть голову и второй кулак лишь слегка задел его по лбу, а от удара коленом он сумел прикрыться бедром. Чаттен ужасно разозлился — за то, что за ним следили, за то, что так по-хамски обращались и пытались сделать из него дурака, за все неприятности, в которые он угодил из-за простого проявления милосердия. И он ударил жилистого типа. Очень сильно ударил.
— Итак, почему ты шел за мной? — спросил Чаттен.
Удар ошеломил противника, но черные глаза по-прежнему
злобно сверкали на смуглом лице. Чаттен тряхнул его:
— Фарах послал тебя следить за мной. Зачем?
— Спроси у него сам, — тяжело дыша, ответил жилистый. — Я просто выполняю приказ. Он не объяснил, зачем это нужно. Отпусти меня.
— Сначала ты мне расскажешь…
— Держи его крепче! — крикнул Прик, но было слишком поздно.
Жилистый отдышался и завопил во все горло:
— Грабят! Убивают! На помощь!
Крик отразился от стен соседних домов.
— Заткнись! — яростно зашипел на него Чаттен. — Закрой рот, тебе говорят!
Но дело было уже сделано. Из окон начали выглядывать любопытные, где-то отворилась дверь.
— Отпусти его, — попросил Прик. — Он все равно ничего не знает. Ради бога, идем скорей отсюда.
Чаттен напоследок еще раз приложил жилистого, чтобы тот наконец замолчал, а затем они с Приком помчались назад по переулку. Там они перешли на шаг и вскоре встретили
Дока, с тревогой поджидавшего их на площади. Преследователи если и не отстали, то держались далеко позади.
— Насколько я смог разобрать в его голове, он считает нас чудаками, по глупости связавшимися с Фарахом, — сообщил Прик. — И сам Фарах, по его мнению, думает так же. Возможно, он прав. Мне кажется, мы выглядели довольно забавно, когда пришли узнать о татуированном человеке.
— Второй еще идет за нами? — спросил Чаттен.
— Как на привязи.
Чаттен обдумал, что делать дальше, и решил махнуть на него рукой.
— Мы узнаем от него не больше, чем от первого. Подозреваю, что у Фараха просто такой принцип работы: он подозревает каждого незнакомого человека. И все равно, черт возьми, мне не нравится, когда за мной следят.
— Мне тоже, — проворчал Док Брюэр. — Но думаю, нам придется потерпеть до завтрашнего утра. К этому времени Фарах может что-то узнать. И в любом случае у нас не хватит денег на топливо для «Веселого Эндрю», пока мы не дадим представление. Возможно, и после этого не хватит, если дела пойдут плохо. Но мне кажется, было бы разумно не оставлять Лугача без охраны ни на минуту.
Они направились назад к кораблю. Постепенно наступил вечер с горячим ветром и пламенным сиянием звезд.
Бетта хорошо поработала, подготавливая представление. Разноцветные огни плясали на ветру, оживляя пластиковые палатки изумрудным, золотым и алым мерцанием. Сама девушка в костюме, украшенном серебряными блестками, зазывала зрителей, исполняя на помосте акробатический танец с булавами и обручами. Она не была такой уж превосходной гимнасткой, но ее гибкая легкая фигура и яркая индивидуальность приковывали внимание публики. Затем, когда она немного разогрела толпу, к ней подошел Шемси и начал подбрасывать девушку в воздух с осторожностью и восхитительной легкостью, так что она казалась серебряным листом, плавно кружащимся в воздухе. Зрители, кто с доброжелательными улыбками, а кто и с пренебрежительной гримасой, словно говорящей «за каким чертом мне это надо», принялись раскупать билеты.
— Похоже, вечер удастся на славу, — сказал Док Брюэр и скрестил пальцы с видом человека, многократно обманутого судьбой.
Чаттен согласился. Но горячий ветер раздражающе ерошил его волосы, земля, по которой он ступал, казалась непривычно жесткой, а знакомые очертания корабля и цирковых палаток странным образом изменились, предвещая опасность. «Это все нервы, — подумал он. — И усталость от хождения взад-вперед». Однако неприятные предчувствия не оставляли его. Чаттен зашел на «Веселого Эндрю» навестить Аугача, или Шобу Рука, — привыкнув к одному имени, трудно перейти на другое. Он вспомнил слова Лоуренса Харви о самых древних названиях Прародины: Алудок, Луках, Хлудаг, Аугач. Неужели надпись на руках у Шобы Рука действительно означала истинное имя утерянной колыбели человечества?