— Ты хочешь сказать, что это место есть на самом деле?
— Конечно!
— Где?
— Не скажу.
— А как же я его найду?
— И этого не скажу. И не потому, что не хочу, а просто не сумею.
Я попросил его объяснить то, что я увидел, находясь в доме. Дон Хуан засмеялся и изобразил, как я вцепился ему в ногу.
— Гуахо подтвердил, что ты ему нужен. В очередной раз показал свое благорасположение.
— А его лицо?
— Оно знакомо тебе потому, что ты его уже видел. Возможно, это лицо твоей смерти. А испугался ты по собственной глупости. Хорошо, что я был рядом и успел тебя стукнуть, а то бы тебе не поздоровилось. Чтобы противостоять гуахо, надо быть настоящим воином, иначе гуахо рассвирепеет и уничтожит тебя.
Наутро дон Хуан отговорил меня возвращаться в Лос-Анджелес. Вероятно, ему показалось, что я не совсем пришел в себя, и он посоветовал для восстановления сил посидеть дома, лицом на юго-восток. Сам сел слева, протянул блокнот и сказал:
— На этот раз ты связал меня по рукам и ногам. Я вынужден не только сидеть с тобой, но и разговаривать. В сумерки отведу тебя к воде, — продолжал он. — Ты еще не окреп, сегодня тебе нельзя оставаться одному.
Его озабоченность меня встревожила.
— Я сделал что-то не так? — спросил я.
— Потревожил гуахо.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сегодня нельзя говорить о гуахо, поговорим о чем-нибудь другом.
Разговаривать не хотелось — меня охватила непонятная тревога. Дону Хуану мое состояние показалось забавным.
— Только не уверяй меня, что тебе нечего сказать, — со смехом произнес он.
Его веселость меня успокоила, и я тут же вернулся к размышлениям о гуахо. Лицо было знакомым, хотя я никогда не видел его раньше. В чем дело? Едва я начинал думать о лице, как меня отвлекали самые разные мысли, словно какая-то часть моего сознания знала секрет, но противилась тому, чтобы он раскрылся. Воспоминание о знакомом лице было настолько мучительным, что я впал в меланхолию. К тому же дон Хуан сказал, что это, возможно, лицо моей смерти.
— Дон Хуан, что такое смерть? — выпалил я после долгих раздумий.
— Не знаю, — улыбнувшись, ответил он.
— У каждого человека есть какое-то представление о смерти. Я хотел бы узнать о твоем.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
В багажнике у меня лежала «Тибетская книга мертвых», и я решил воспользоваться ею для беседы о смерти. Я сказал дону Хуану, что почитаю ему, и хотел встать, но он не разрешил мне двигаться и сам сходил за книгой.
— Нет хуже времени для колдунов, чем утро, — сказал он, объясняя, почему я должен сидеть дома. — Ты слишком слаб, чтобы выходить наружу; а здесь защищен. Если выйдешь, может случиться несчастье. Гуахо убьет тебя, а после твое тело найдут на дороге или в кустах и скажут, что ты умер таинственным образом или пал жертвой несчастного случая.
Мне не хотелось обсуждать эти слова. Все утро я читал и объяснял дону Хуану «Книгу мертвых». Он слушал внимательно, не перебивая. Мы прервали чтение лишь дважды, когда он выходил за едой и питьем. Вернувшись, тут же попросил продолжить. Кажется, книга его заинтересовала.
Когда я кончил читать, дон Хуан сказал:
— Не понимаю, почему эти люди говорят о смерти так, словно она похожа на жизнь.
— Так они себе ее представляют. Как по-твоему, дон Хуан, тибетцы видят?
— Вряд ли. Когда человек видит, он ничему не придает особого значения. Нет ничего, что было бы для него важнее всего остального. Если бы тибетцы видели, они так бы и написали: ничто не остается прежним. Когда мы видим, ничто не остается таким, каким было.
— Но быть может, люди видят по-разному?
— Конечно. Все равно это не значит, что жизнь важнее всего остального.
— Дон Хуан, тибетцы считают, что смерть похожа на жизнь. А как по-твоему?
— По-моему, смерть вообще ни на что не похожа. Возможно, тибетцы толкуют не о смерти, а о чем-то другом.
— О чем?
Тебе лучше знать — я ведь читать не умею.
Я хотел возразить, но он вдруг сказал:
— А может, они и вправду видят и поняли, что видеть нет никакого смысла. Потому и нагородили всю эту чепуху, что им все равно. В таком случае то, что они написали, — не такая уж чепуха.
— Меня интересует не то, что хотели сказать тибетцы, — возразил я, — а то, что скажешь ты. Что ты думаешь о смерти?
Дон Хуан комически выпучил глаза и высоко поднял брови.
— Смерть, — проговорил он, — это вихрь. Смерть — это лицо гуахо, белое облако над горизонтом, шепот Мескалито в твоих ушах. Смерть — это беззубая пасть стража, Хенаро, стоящий на голове, Карлос со своим блокнотом. Смерть — это ничто. Ничто! Она здесь — и ее нет.