Я ответил, что мною двигало только любопытство и желание познакомиться с ним.
Дон Хуан назвал мои стремления безупречными. Именно поэтому, сказал он, Мескалито так благотворно на меня подействовал.
— Тебя тоже рвало, и ты мочился на каждом шагу? — с подковыркой спросил Хенаро.
Я признался, что было и такое. Все засмеялись. Никто меня больше не слушал, кроме Элихио.
— А что ты видел? — спросил он.
Дон Хуан посоветовал вспомнить самое существенное, и я рассказал все по порядку. Когда я кончил, первым высказался Лусио:
— Судя по всему, пейотль — ужасная дурь, и я рад, что не баловался им.
— Как раз то, о чем я говорил, — молвил Хенаро. — Эта штука в момент лишает рассудка.
— Но Карлос его не лишился. Как ты это объяснишь? — спросил дон Хуан.
— Это еще как сказать, — возразил тот. Все засмеялись, в том числе дон Хуан.
— Тебе было страшно? — спросил Бениньо.
— Да.
— Зачем же ты тогда ел? — удивился Элихио.
— Он сказал, что стремился к знанию, — ответил за меня Лусио. — Карлос скоро станет как мой дед. Оба только и твердят о знании, а спросите, что они хотят знать, — ни тот, ни другой не объяснит.
— Что такое знание, словами не объяснишь, — сказал дон Хуан. — У каждого оно свое. Общее только то, что каждому человеку Мескалито раскрывает свои тайны лично. Если судить по речам Хенаро, я бы не советовал ему встречаться с Мескалито. Но, что бы он ни говорил, несомненно одно: Мескалито повлиял бы на него самым благотворным образом. Как именно? Узнать об этом он может только сам, и это я и называю знанием.
Дон Хуан поднялся.
— Пора домой, — сказал он. — Лусио пьян, а Виктор уже спит.
Через два дня, 6 сентября, Лусио, Бениньо и Элихио зашли за мной и позвали поохотиться. Они молча ждали, когда я кончу возиться со своими записями. Как бы предупреждая, что хочет сказать нечто важное, Бениньо хмыкнул себе под нос, потом сообщил:
— Лусио говорит, что хочет попробовать пейотль.
— Серьезно? — спросил я.
— Да, мне бы хотелось.
— Лусио говорит, что съест несколько шариков, если ты купишь ему мотоцикл.
Лусио и Бениньо переглянулись и захохотали.
— Почем в Штатах мотоциклы? — спросил Лусио.
Я сказал, что можно купить за сотню долларов.
— Совсем недорого, а? Ты вполне мог бы купить ему мотоцикл, — сказал Бениньо.
— Может, посоветуемся с твоим дедом? — предложил я Лусио.
— Ни в коем случае, — запротестовал Лусио. — Не говори ему об этом. Он — чокнутый и все дело; испортит. И вообще — старый и слабоумный дед, сам не понимает, что делает.
— Когда-то он был настоящим колдуном, — добавил Бениньо. — Понимаешь, настоящим. Мои родители рассказывали, он был одним из лучших. А потом пристрастился к пейотлю и стал никем. Да и состарился к тому же.
— Только и долдонит про свой пейотль, — сказал Лусио.
— Пейотль — дрянь, — вступил в разговор Бениньо. — Знаешь, мы его пробовали. Лусио стащил у деда мешочек, и мы попробовали. Ну и дерьмо!
— Вы его глотали? — спросил я.
— Нет, выплевывали, — сказал Лусио. — А потом выбросили весь мешочек к чертям.
Это воспоминание обоих развеселило. Между тем Элихио рта не раскрыл и даже не улыбнулся.
— Элихио, — спросил я, — а ты бы хотел попробовать пейотль?
— Нет, — ответил он, — даже за мотоцикл. Лусио и Бениньо сочли это очень смешным и захохотали.
— И все-таки, — добавил Элихио, — в старике что-то есть.
— Да брось ты, — прервал его Лусио, — мой дед выжил из ума.
— Не без того, — поддакнул Бениньо.
Их суждения о доне Хуане показались мне по-детски несерьезными. Я решил-заступиться и сказал, что дон Хуан был и остается одним из самых великих колдунов. Я напомнил, что дону Хуану уже за семьдесят, а он сильнее и подвижнее любого из нас, и поспорил, что они не сумеют подкрасться к нему незаметно.
— К деду не подкрадешься! — с гордостью сказал Лусио. — Он брухо.
Я заметил, что только что они называли дона Хуана старым и слабоумным.
— К брухо не подкрадешься, даже если он старый, — со знанием дела объяснил Бениньо. — Его можно одолеть только скопом, когда он спит. Как это сделали с Севикасом. Людям надоело его колдовство, и они его убили.
Я попросил рассказать подробнее, но оказалось, что это случилось давно: то ли еще до их рождения, то ли когда они были совсем детьми. Элихио добавил, что о Севикасе люди говорили, будто он всего-навсего дурак: настоящему колдуну зло причинить невозможно. Мне хотелось узнать, какого они вообще мнения о колдунах. Оказалось, что колдуны их не очень-то интересуют. К тому же они горели желанием отправиться на охоту и пострелять из привезенного мной ружья.