Я смазал царапины йодом и попытался объяснить Белл, в чем ее ошибка:
— Мне очень жаль, что так случилось, ужасно жаль! Но если ты будешь продолжать в том же духе, приготовься к новым царапинам.
— Но я просто играла!
— Да… но поставь себя на его место. Играть с ним нельзя, он не собачонка. И похлопывать нельзя, только гладить. Нельзя делать резких движений в пределах досягаемости его лап. Даже когда ты его гладишь, он должен тебя видеть… а ты должна гладить, чтобы ему при этом было приятно… Если он не пожелает, чтобы его ласкали, он все-таки потерпит немного из вежливости (коты очень вежливы), но лучше оставить его в покое, прежде чем его терпение иссякнет, — я немного помедлил.
— Ты ведь не любишь кошек?
— Что?! Фу, какие глупости! Конечно же, люблю. Правда, мне редко приходилось общаться с ними. Она у тебя обидчивая?
— Он. Пит — «он», кот-самец. Нет, он не обидчив, с ним всегда хорошо обращались. Но ты должна научиться вести себя с ним. И никогда не надо над ним смеяться.
— Никогда? Почему?
— Потому что в котах нет ничего смешного, хотя порой они бывают довольно комичны. Они не понимают юмора, и смех обижает их. Он не станет тебя царапать за это — просто спрячется, причем в самое неподходящее место. Но со временем обида проходит. Очень важно знать, как начать знакомство с котом. Когда Пит вернется, я научу тебя этому.
Но в тот день мне не пришлось учить ее. Пит так и не вернулся. Больше Белла ни разу не прикоснулась к нему. Она говорила с ним и вообще вела себя так, будто любила его, но держалась поодаль. Пит тоже соблюдал дистанцию. Я не придавал этому особого значения — не мог же я из-за такой чепухи сомневаться в женщине, которую любил больше жизни.
Проблема Пита снова встала, когда мы с Беллой стали обсуждать, где мы будем жить. Она еще не назвала дня нашей свадьбы, но мы, тем не менее, тратили массу времени, обсуждая всяческие детали. Я хотел завести небольшое ранчо неподалеку от нашей фабрики, а Белла предпочитала квартиру, пока мы не сможем купить виллу в Бель-Эр.
— Дорогая, это непрактично, — уверял я. — Мне хотелось бы жить рядом с фабрикой. Кроме того, где в городской квартире держать кота?
— Да-да, хорошо, что ты вспомнил об этом. Насколько я разбираюсь в котах, мы сумеем его перевоспитать, и он будет вполне счастлив в нашей квартире.
Я уставился на нее, не веря своим ушам. Перевоспитать моего старого драчуна? Превратить его в придаток мебели?
— Белла, ты сама не понимаешь, что говоришь.
— Мамочке лучше знать, — промурлыкала она и выложила обычный набор доводов, которые приводят люди, видящие в котах лишь деталь интерьера. Это, мол, для его же блага. Это ничуть ему не повредит. Она знает, как я люблю Пита, и никогда не решилась бы посягать на него. Она хочет только одного — чтобы всем было хорошо…
— «Хорошо» по-твоему, или как? — перебил я ее.
— Что ты имеешь в виду, дорогой?
— Может быть, тебе заодно хочется перевоспитать и меня? Чтобы я был послушен, ночевал дома, никогда с тобой не спорил. Мне это не повредит, я стану даже немного счастливее.
— Ты порешь чепуху, — краснея, сказала она и отвернулась.
— Равно, как и ты!
Больше она об этом не вспоминала. У Беллы была привычка доказывать свою правоту красноречивым молчанием. Чем-то ее манеры напоминали кошачьи… может быть, поэтому она была для меня столь неотразима.
Я был рад случаю замять этот вопрос. У меня родилась идея «Умницы Фрэнка»; «Вилли» с «Горничной» уже начали давать кое-какую прибыль, но мне приспичило полностью автоматизировать домашнее хозяйство, набить дом электрической прислугой. Конечно, это можно назвать и роботизацией, хотя здесь это определение будет неточным — ведь я не собирался строить механического человека.
Мне хотелось создать машину, которая могла бы делать по дому абсолютно все: чистить, готовить, а также более сложные вещи — менять подгузники или заправлять бумагу в пишущую машинку. Вместо «Горничных», «Оконных Вилли», «Нянек Пепси», «Гарри-на-побегушках» и «Огородных Гансов», дающих, правда, стабильный доход, я хотел осчастливить мир машиной, которая, как слуги-китайцы, известные моему поколению лишь понаслышке, могли бы делать все, хотя и стоили бы чуть меньше хорошего автомобиля.
Такая машина ознаменовала бы Второй Освободительный Манифест, полное освобождение женщины от векового домашнего рабства. Мне хотелось опровергнуть старинное суждение насчет того, что домашнюю работу вовек не переделаешь. Нудная, механическая, эта работа оскорбляла меня как инженера.